Привратник с улыбкой поглядел на пришельца, а тот со страхом и надеждой робко спросил:
— Можно войти, учитель?
Глава 10
Прильнув губами к уху больного, Гамборена продолжал неутомимо повторять вопрос; наконец, придя в себя, больной откликнулся:
— Да, учитель, да. Только мне хотелось бы знать…
— Что?
— Впустили вы меня или нет? Ключи-то у вас здесь, с собой?
— Забудьте о ключах, отвечайте, искренно ли ваше стремление войти в царство божие, любите ли вы господа бога, жаждете ли вы соединиться с ним, каетесь ли в своих грехах, гнусной скупости, в жестокости к вашим младшим братьям, в бессердечии к ближнему и равнодушию к вопросам веры?
— Каюсь, — глухо, едва слышно прошептал Торквемада. — Каюсь... и исповедуюсь.
— Обратите же мысли ваши к Иисусу Христу, и если суетные заботы, составлявшие смысл вашей жизни, нарушат ваш покой и кроткое смирение, с каким вы ждете конца, отриньте их и отложите всякое земное попечение...
— Отрину, да... господи... — пробормотал больной. — Но вы откроете?.. Скажите, откроете?.. Если же нет, я останусь здесь... А ведь неплохо задумано — превратить внешний долг и кубинскую ренту во внутренний...
— Сын мой, пренебрегите грязной корыстью.
— Грязной корыстью? вы называете это грязью?
Скряга забормотал что-то тихо и невнятно. Слова его доносились, точно глухой рокот источника, скрытого в глубокой пещере.
Тревога и отчаяние овладели миссионером. Нет, еще не закончена его титаническая борьба против злого духа, готового овладеть душой, отлетающей в бесконечность. Кто победит? Перед вдохновенным взором священника возникла потрясающая картина: невидимый коварный дух зла распростер крылья над ложем страданий. Слева от умирающего — служитель Христа, справа — демон, враг человечества. Сидя у изголовья слева, Гамборена положил руку на сердце больного и различил слабое, еле уловимое биение жизни. Не теряя надежды получить ответ, он сделал попытку воззвать к разуму дона Франсиско, но разум, потерявший власть над речью, молчал. Жестокая ироническая усмешка скривила холодеющие губы, и в тишине раздавались лишь неясные слова, как бы внушенные мятежным духом зла.
На исходе дня миссионеру пришлось на время покинуть поле битвы и поспешить в часовню, где его ожидали святые дары. На торжественном обряде присутвовали родственники, слуги и друзья больного. Исполненный жаркой веры миссионер молил ниспослать ему победу в жестокой борьбе. Скорбя о душе грешника, он поручал ее божественному милосердию: да осенит ее господь своею благодатью и да сотворит над ней чудо, ибо жалкими и бессильными оказались все доступные человеку средства. Вдохновенным волнением сияло кроткое лицо священника; закончив обряд, он встретился с покрасневшими от слез глазами верующих.
И снова назад, к месту битвы. За короткое время, пока длилась обедня, лицо дона Франсиско резко, неузнаваемо изменилось; но ничто не могло смутить миссионера, привыкшего провожать смертных в последний путь. Если судить о возрасте по роковым изменениям в чертах лица, дон Франсиско Торквемада был не моложе самого Мафусаила.
С согласия близких врач отменил все лекарства; отдаляя на несколько мгновений неизбежный конец, они лишь обрекают умирающего на бесполезные страдания. Науке больше ничего не оставалось здесь делать, и доктор Микис покинул спальню дона Франсиско; когда он проходил по длинной галерее, лицо его выражало смешанное чувство скорби и решимости: пускай не удалось на этот раз восторжествовать над роковым недугом,— впереди еще будут победы.