— И что же вы увидели?
— Понимаете, гора постоянно дымится, точно в глубинах ее скрыт неугасающий вулкан. По рассказам местных жителей, снег не держится там в течение всей зимы. Еще бы! Ведь внутри горы происходит беспламенное горение. Я убедилась в этом воочию. Прикрепила к концу длинной палки трут, сунула его в каменистую расщелину, и трут загорелся. Вот вам!
— А растительность? — спросил Савчук с нетерпением.
— Ну конечно, пышная растительность. Тучные луга! Березовая роща! Полно ягод!… Потом я просматривала соответствующую литературу. Подобные описания гарей есть у Эйхвальда, Третьякова, Элизе Реклю.
— Значит, не такая уж редкость?
— В Сибири гари повсеместны. В Кузнецком бассейне есть пласт угля, который горит уже больше ста лет…
Я мельком взглянул на прикорнувшего у костра Бульчу.
— Теперь понятно, — сказал я, — почему ты так дотошно расспрашивала Бульчу о Стране Семи Трав.
— Я проверяла отдельные детали пейзажа.
— Какие детали? — удивился Савчук.
— Очень важно было узнать, чем пахнет Страна Семи Трав. Если серой — значит, все-таки это не гарь, а вулкан. Правда, в некоторых углях есть большие примеси серы. Но тогда вряд ли была возможна такая пышная растительность. Бывали ли вы когда-нибудь на химических заводах, вырабатывающих серу? Они обычно окружены на редкость плохонькими скверами.
— Потом вы интересовались цветом оазиса, — вспомнил Савчук.
— А как же! Цвет оазиса имеет огромное значение. Бульчу подтвердил, что в отдельных местах земля действительно кирпично-красного цвета. Ведь глина обжигается, как кирпич.
— В общем, все одно к одному…
— Да. Постепенно я убедилась, что Петр Арианович наткнулся на гарь в горах Бырранга.
— Но он думал, что это вулкан.
— Только в самом начале. Сходство между гарями и вулканами довольно велико. Недаром геологи называют гари «лжевулканами».
— Вот как!
— В свое время Петр Арианович, несомненно, читал Спафария, Гумбольдта, Семенова-Тян-Шанского. Ведь спор о вулканах в Сибири — это давний спор. Он тянется два с половиной столетия.
Оказалось, что двести пятьдесят лет назад Спафарий слышал о вулканах на берегах Нижней Тунгуски. Страленберг описал огнедышащую гору недалеко от низовий Енисея. Наконец, Гумбольдт, со слов нескольких путешественников, заявил о наличии «многих вулканов» в Сибири.
Против Гумбольдта выступил Шренк, затем Семенов-Тян-Шанский.
Однако еще в 1932 году в газете «Советская Сибирь» сообщалось о том, что у подножия Кузнецкого Алатау обнаружен потухший вулкан.
По берегам небольшого озера, находившегося неподалеку от села, были якобы разбросаны куски застывшей лавы. «Не является ли озеро кратером вулкана?» — высказывалось предположение в газетной статье.
Академик Обручев отверг эту гипотезу. Действительно, подземный огонь обжег горные породы и шлаки, найденные корреспондентом «Советской Сибири». Но это был не вулканический огонь.
Под озером залегали пласты каменного угля. Когда-то здесь бушевал подземный пожар. Горел уголь. Горючие газы вырывались на поверхность и вспыхивали гигантскими факелами. Издали они напоминали огненные языки, вздымающиеся над вершиной вулкана.
Затем на месте выгоревшего пласта образовались пустоты, произошло обрушение земли. В гигантской котловине начала скопляться дождевая вода, образовалось озеро.
— Да, это подходит. До ужаса подходит, — пробормотал я, озираясь.
— Почему до ужаса?
— Ведь уголь уже прогорел.
— Пласт выгорает медленно. Очень может быть, что оазис просто ушел от нас на два-три перехода. Туда, где залегают другие пласты, на которые перекинулся огонь…
3
— Ну что ж, товарищи? — сказал Савчук, вставая. — Быстренько поедим и снова в путь?
Но мне не терпелось хоть краешком глаза взглянуть: что ж там впереди? Лиза и Савчук принялись кашеварить у костра, а я отправился на рекогносцировку.
— Ружье захвати! — крикнула вдогонку Лиза.
Я показал ей свою централку, которую держал под мышкой. Не приходилось пренебрегать такими предосторожностями, помня о внимании, которым удостаивали нас загадочные обитатели оазиса.
Ущелье делало крутые зигзаги.
Река монотонно позванивала галькой где-то рядом, теряясь по временам среди высоких скал.
Я с огорчением подумал о том, что лодку придется оставить в «преддверии» оазиса и продолжать путешествие пешком. Это будет нелегко. Но ведь оазис, если он все же существует, находится где-то очень близко, совсем рядом. Не может быть, чтобы нам, даже по такой трудной дороге, пришлось добираться туда больше суток.
И вдруг, перебравшись на четвереньках через очередную осыпь, я увидел за поворотом долгожданный лес.
Но это был какой-то причудливый, траурный лес.
Здесь главным образом была невысокая — в рост человека — лиственница. По длинным, свешивавшимся с деревьев «бородам», по прядям черновато-серого мха и лишайника можно было догадаться, что передо мною почтенные старцы древесного мира.
Приблизясь, я убедился в том, что это больше чем старцы — это трупы деревьев.
Верхушки их были обломаны, стволы скрючены, словно бы деревья оцепенели от нестерпимого холода. Ледяные пальцы мороза пообрывали с деревьев листья, кору. Траурный креп висел почти на каждом стволе.
Когда я углубился в этот странный лес — чем дальше, тем деревья становились все выше и выше, — то увидел, что кое-где рядом с лиственницей попадаются и осыпавшиеся ели. Чуть поодаль росло несколько берез.
Но голые лиственницы казались особенно зловещими. Деревья словно бы застыли в мучительной конвульсии, в том положении, в каком их настигла смерть.
Впечатление усугублялось мертвенной неподвижностью всего, что меня окружало. В ущелье царило безветрие. Деревья будто окаменели.
Я подумал, что зимой здесь, наверное, еще страшнее. Когда ветер, скатившись со склона, пробирается в ущелье, деревья начинают раскачиваться и скрипеть ветвями — сначала неохотно, потом все быстрее и быстрее. Зловещий однообразный перестук, словно бы это, стуча костями, принялись приплясывать на месте скелеты, целая толпа скелетов!…
Фу ты чертовщина? Какие, однако, мысли приходят в голову в этом лесу!…
Я выстрелил из ружья в воздух, чтобы оповестить своих товарищей о сделанном мною открытии.
Через несколько минут Савчук, Лиза и Бульчу показались из-за поворота. Они очень спешили, чуть ли не скатились с горы ко мне под ноги.
— Ты жив?… «Дети солнца»?» Что случилось? — спрашивала Лиза на бегу, задыхаясь. Бульчу с мрачным видом озирался, держа ружье на изготовку.
Тут только понял я, как напугал своих спутников.
— Вот! Лес нашел… Хотел, чтобы и вы… — сконфуженно пробормотал я.
Лиза, Бульчу и Савчук с изумлением осматривались по сторонам.
— Все правильно. Так и должно быть, — сказала Лиза, отдышавшись. — Это вторая фаза остывания оазиса. Когда горящий пласт доходил до предела грунтовых вод, горение постепенно затихало, прекращалось на отдельных участках. В результате неравномерного давления в ущелье проникали массы холодного воздуха, возникали смерчи, вихри страшной силы.
— Значит, настоящий живой лес где-то рядом? — нетерпеливо спросил я.
— По-видимому, недалеко. Возможно, даже за тем поворотом!
— Так идемте же скорей! Что мы здесь стоим?
— Вы забыли, что через двадцать минут у вас разговор с Новотундринском, — сказал Савчук, посмотрев на часы.
— Да, правильно.
Мы все-таки пообедали наспех, то и дело поглядывая на глубокий разлом в горах, за которым слоился голубой сумрак. Кусок не шел в горло.
С Новотундринском я связался очень быстро. У аппарата меня ждал Аксенов.
— Ну как? — спросил Аксенов с волнением. — Успех или неуспех? Нашли? Дошли?
— Не совсем еще дошли. Находимся в преддверии оазиса — в мертвом лесу.