— “Вервольф”? — подсказал лейтенант Серков.
— Да, “Вервольф”, — подтвердил бургомистр. — Я еще не сообщил фрау Бротт о гибели ее сына. Никак не решусь пойти к ней.
Несколько минут все молча смотрели, как под сильными ударами еле крошится камень стены.
— Толщина стен здесь, наверное, не меньше метра, — хмуро заметил капитан Нелин. — Если так долбить, то потребуется по меньшей мере неделя. Едва ли к этому времени, мы застанем старшину живым.
— Нет! Нет! — горячо выкрикнул Коля. — Дядя Петя жив! Жив!
Коля с силой ударил сапогом в боковую стенку саркофага.
И вдруг он ощутил, что под ногой что-то упруго спружинило, а тяжелый каменный гроб под ним дрогнул.
— Стена шевельнулась! — крикнул один из бойцов, работавших кирками. — Честное слово, шевельнулась!
Солдаты отскочили от стены. Лейтенант Серков расстегнул кобуру.
Коля вскочил с камня и, нагнувшись, стал осматривать то место, по которому он ударил каблуком.
И низ, и верхнюю часть саркофага украшали выпуклые изображения человеческих черепов. Все они были совершенно одинаковыми. Но Коля надавил только на один, на тот, по которому он ударил ногой.
Череп, упруго сопротивляясь, вошел в незаметный паз. Каменный гроб стал опускаться вниз. И одновременно тяжелая гранитная плита в стене поднялась вверх. Открылось черное зияющее отверстие.
— За мной! — крикнул лейтенант Серков, выхватывая пистолет и направляясь в темноту.
За ним бежали солдаты, вооруженные кирками, капитан Нелин, доставший из кармана электрический фонарь.
— Здесь коридор! — послышался голос Серкова.
Подполковник Смирнов взял аккумуляторный фонарик и вошел в потайной ход. За ним, дрожа от возбуждения, на цыпочках крался Коля, и последним шел Ганс Вернер.
Сразу за входом в толще стены оказалась квадратная камера с двухметровыми сторонами. По бокам входа выступали два ржавых железных рычага, концы которых уходили в каменный пол. Один рычаг был опущен почти до пола, а другой — поднят и шел параллельно стене. Слева чернела арка бокового прохода, в который ушла группа лейтенанта Серкова.
— Следы! — тихо проговорил Ганс Вернер, указывая на серый пыльный пол.
На светлом камне ясно были заметны кое-где размазанные и затоптанные пятна автола, имевшие форму подошвы сапог.
— Пошли, товарищи, по следам! — сказал подполковник.
Ход был высокий, но такой узкий, что приходилось идти гуськом.
Через полсотню шагов оказалась крутая лестница из двадцати пяти ступеней. В конце ее находилась такая же, как и внизу, камера кубической формы. Здесь ход поворачивал вправо.
— Следы пропадают, — отметил Ганс Вернер.
Действительно, отпечатки сапог в этой камере опять упирались в стену и исчезали.
— Очевидно, здесь ответвление хода, — решил подполковник, — но как его отыскать?
Вокруг были только голые, шероховатые стены из темного гранита. На них ни выступа, ни рычага, ни орнамента — ничего, что могло бы маскировать механизм, открывающий боковой ход.
— Пошли дальше! — сказал подполковник Смирнов, сворачивая в правый ход.
Они прошли шагов тридцать, когда впереди послышались голоса и замерцал свет.
— Приготовиться! — зазвучал напряженный голос лейтенанта Серкова. — Никифоров! По моему сигналу вы опускаете этот рычаг. Он должен открывать выход.
— Подождите нас, лейтенант! — негромко проговорил подполковник.
Через несколько секунд он и его спутники оказались в третьей камере, как две капли воды, похожей на первую. Но здесь был только один массивный железный рычаг.
— Пропустите, лейтенант! — сказал подполковник. — Я пойду первым.
— Но, товарищ подполковник, — пытался возражать лейтенант Серков.
— Не будем спорить, — подполковник достал пистолет и отвел предохранитель. — Никифоров! Опускайте вниз рычаг.
Послышался негромкий скрежет. Тяжелая каменная плита медленно поплыла вверх. Дневной свет, показавшийся после темноты нестерпимо ярким, ударил в глаза. Откуда-то доносилось странное потрескивание, и чей-то высокий голос монотонно тянул песню.
Подполковник осторожно шагнул вперед. Спиной к нему на чурбаке сидел худой человек в советской солдатской форме и пел. Человек брал из ведра картошку, ловко чистил ее и бросал в таз.
— Не бросайте, пожалуйста, в меня тушонкой, Искендеров, — тихо сказал подполковник. — Я не люблю этого… — и сунул пистолет в кобуру.
Искендеров, точно подброшенный пружиной, вскочил с чурбака. Нож выпал из его рук. Он ошалело округлил темные глаза, щелкнул каблуками сапог и отрапортовал:
— Товарищ подполковник! За время… мой происшествий… никаких дежурств не случился…
От испуга и растерянности Искендеров переврал рапорт и говорил с сильным акцентом.
— Вот и хорошо, товарищ Искендеров. Продолжайте работу! — Подполковник посмотрел на удивленные лица своих спутников, неожиданно оказавшихся в кухне замка. — Пошли тем же путем назад, товарищи! Не забывайте, что в первом каменном мешке не один рычаг, а два. Один закрывает вход в склеп. А второй? Не подскажет ли этот рычаг, куда девался старшина Ничипуренко?
Все направились за подполковником.
В маленьком склепе было темно и тихо.
— Ну, Никифоров, опускайте рычаг! — приказал подполковник.
Снова послышался скрежет.
Сбоку от саркофага, в полу, открылось большое прямоугольное отверстие. Снизу, из темноты, пахнуло тяжелым смрадом, донесся непонятный грохот и хриплый бас:
— Шоб вам провалиться, фашистские злыдни! Шоб вам подохнуть собачьей смертью!
— Дядя Петя! Ур-ра! Дядя-Петя! — заорал Коля.
— Шо? Кто там? — откликнулся снизу голос Ничипуренко. — Ой, товарищи! Тягайте меня отсюда швыдче! Задыхаюсь!
Подполковник направил в отверстие луч фонаря. Внизу было мрачное подземелье, вырубленное в толще скалы. Оно скупо освещалось крошечным окошком, забранным толстой двойной решеткой.
Когда Ничипуренко вытащили из каменной ямы, он прежде всего попросил закурить. А потом рассказал, что схватил диверсанта за белый балахон, но тот вырвался, оставив в его руках клок одежды. Старшина попытался догнать фашиста, но пол ушел из-под ног, и он с пятиметровой высоты упал на полусгнившую солому темницы. Как только Ничипуренко немного оправился от падения, то сразу же принялся раскачивать и выламывать решетку в окне. Но это крошечное оконце было прорублено в толще скалы и выходило на море.
В подземелье обнаружили девять трупов. Трое из них оказались одетыми в обмундирование советских солдат, а остальные — в штатские костюмы.
Очевидно, это были жертвы гестапо, которое размещалось в замке Железного Рыцаря.
Этот день, такой тяжелый для Ничипуренко в начале, запомнился ему как один из самых радостных в жизни. Как приятно, когда все товарищи по-настоящему любят и уважают тебя. А Петр Захарович сразу ощутил тепло всеобщей любви.
Еще в склепе, когда он попросил закурить, к нему со всех сторон протянулись руки с кисетами и портсигарами. Товарищи-разведчики под руки вывели его во двор, ярко освещенный весенним солнцем. А когда он стоял во дворе, жадно вдыхая свежий солоноватый воздух, из замка стремительно выскочила Наташа и повисла на шее у старшины.
— Дядечка Петя! Миленький!
— Наталочка! Сэрденько мое! — растрогался старшина, поднимая девочку.
Когда он в сопровождении друзей вошел в замок, медсестра Катя — строгая, застенчивая девушка, вдруг вскочила из-за стола и тоже расцеловала Ничипуренко, а выздоравливающие раненые встретили его аплодисментами.
Растроганный старшина прошел в свою комнату.
— Всем выйти! — приказал лейтенант Серков. — Старшине и Коле надо отдохнуть.
— Давай всхрапнем минуток триста, Николай! — предложил Ничипуренко.
Они разулись и стали стягивать с себя гимнастерки. И тут распахнулись двери, в комнату вошел улыбающийся повар Дмитрий Иванович с котелками и мисками. За ним шагал длинный Искендеров с чайником, флягой и кружками.