Кавторадзе включил фонарик. Он осветил баррикаду, сооруженную из мебели и матрацев.
За нею валялся опрокинутый взрывом пулемет и стонал раненый пулеметчик в зеленой солдатской форме с железным крестом на груди. Больше за баррикадой никого не было.
— Куда они, гады, подевались? — удивился Кавторадзе.
И точно отвечая ему, откуда-то снизу раскатисто прогремела пулеметная очередь.
Подполковник и лейтенант переглянулись.
— Не понимаю! — пожал плечами подполковник. — Волки ведут бой. Но с кем?
Слева темнело полукруглое отверстие. Когда подполковник осветил его, стали видны ступени лестницы, спускающейся вниз.
— За мной! — крикнул Смирнов и первым побежал по лестнице, перепрыгивая через ступени…
Если выключить свет, подземный порт наполнял зловещий, непроницаемый мрак, и начинало казаться, что мягкие шлепки волн в борта — это крадущиеся шаги по палубе катера. Но и со светом было не лучше — все время чувствуешь себя беззащитным от чужих враждебных взглядов из темных углов.
Наташа ни в чем не упрекала товарища, но Коля понимал свою вину. Он не послушался девочку, когда она предлагала повернуть лодку назад, да еще и лодку плохо привязал. Одно к одному.
Но, как говорил старшина Ничипуренко, попал в беду — не ной, а борись.
И Коля развил самую бурную деятельность. Ведь всякие сомнения и страхи появляются у человека тогда, когда он ничего не делает. И Коля, сплюнув за борт, нарочито бодрым голосом заявил:
— Мы, разведчики, и не из таких положений выходили. Выберемся!
— Мы — разведчики! — передразнила Наташа. — Что ты сам разведывал? Кашу на нашей кухне?
Девочке было холодно и жутко. Ее била неудержимая дрожь. А Коля по-настоящему рассердился.
— Ну, знаешь! — Он развел руками. — Так, значит, я только хвастаю! Это не я там, в склепе, догадался, как открыть каменный мешок? Это не я вытащил Надежду Михайловну из фашистского гроба?
— Ну ладно, ладно! — замахала руками Наташа. — Вот давай и сейчас думай, как нам выбраться отсюда.
— И придумаем! Прежде всего надо как следует осмотреть катер. Значит, так: ты становишься на посту около пулемета, смотришь и слушаешь, не идет ли кто. Если увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное — даешь сигнал. А я осматриваю катер.
— Ладно… — Девочка вздохнула. — Только знаешь что, Коля, дай мне свой пистолет.
— Но у тебя же есть автомат! — удивился Коля.
— Все равно дай… Автомат большой, тяжелый. А пистолет будет рядом — маленький, но верный…
— Ладно! Возьми. Только будь с ним осторожной. Помнишь, как отводить предохранитель?
— Конечно, помню! Это такая кнопочка около ручки, которая сдвигается вниз.
— Кнопочка! — повторил Коля. — Вечно вы, девчонки… — Он не договорил. — На, возьми. Иди на нос и слушай. Я еще раз осмотрю каюту.
На этот раз Коля производил осмотр тщательно. Начал он с приборной доски. Но прежде всего он плотно задвинул шторки на переднем стекле и иллюминаторах, чтобы свет фонаря не проникал наружу.
Все кнопки, рычаги и переключатели на доске были снабжены аккуратными надписями, светящимися в темноте зеленоватым светом. В углу доски Коля прочитал: “Лихт”.
Это слово он хорошо знал. Оно означало “свет”. Сколько раз хозяин и его жена там, на фольварке, страшась возможных бомбежек, требовали, чтобы везде тушили свет.
Ниже этой надписи, возле переключателей, были другие, помельче: “Каюта”, “Борд”, “Шейнверфер”.
Ну, первые два слова были почти понятны. А что такое этот самый “Шейнверфер”?
Для пробы Коля щелкнул переключателем под словом “Каюта”. И сейчас же в рубке загорелись два матовых плафона.
“Значит, правильно!” — решил Николай.
И, приоткрыв дверь, дернул вниз второй переключатель.
— Коля! Зажглись огни! — встревоженно крикнула Наташа.
Николай и сам видел, что с той стороны, где была дверь из рубки, загорелся яркий красный свет. Выключив бортовые сигналы, Коля крикнул:
— Наташа! Посмотри, что сейчас засветится! — Он опустил вниз ручку третьего переключателя.
Набережную залил яркий синеватый свет прожектора, установленного на носу катера. Ослепительным белым цветом отливали плиты набережной, чернела дыра входа, прорезанная в задней стене пещеры.
Коля поспешно выключил прожектор.
Затем он принялся осматривать другие части рубки. Под диванчиками в объемистых рундуках лежали одеяла и одежда — непромокаемые плащи, шапки, зюйдвестки, тяжелые рыбацкие сапоги с высокими голенищами. На самом дне Коля обнаружил три брезентовые куртки с капюшонами, подбитые серым мехом.
“Ну, теперь мы с Наташкой не замерзнем в этом подземелье!” — подумал Николай.
В другом рундуке был сложен провиант — мясные консервы, сало, хлеб в прозрачной целлофановой упаковке, вино, пиво.
Николай решил подготовить приятный сюрприз Наташе. На середине диванчика он разложил хлеб, сало, масло, вытащил свой складной нож и принялся открывать консервы.
А Наташа в это время несла свою вахту на темной палубе. Вначале ей было жутко стоять одной в непроницаемом мраке. Но потом, когда глаза привыкли, оказалось, что и сюда, в глубину подземного грота проникают отблески света. Девочка теперь различала белые плиты причала, смутные очертания рубки, на воде мелькали робкие, еле заметные блики. Девочка постепенно свыклась с темнотой и немного успокоилась.
Ритмично падали где-то водяные капли. Чуть слышно, словно ладошками, шлепали в борт катера мелкие, неизвестно откуда берущиеся волны.
Вдруг катер качнуло, и от кормы донесся сильный всплеск воды.
Наташа насторожилась. Но снова наступила тишина, нарушаемая только звоном капель и вкрадчивым плеском волн.
“Наверное, почудилось, — решила Наташа. — Но надо проверить. Ведь я на посту!”
С тревожно бьющимся сердцем, прижимаясь к стене рубки, девочка прокралась на корму, к тому месту, где полукруглым обводом заканчивалась стенка моторного отсека. Там никого не было.
Наташа уже хотела повернуть назад, как вдруг заметила за кормой какой-то длинный черный предмет.
“Лодка?! — испугалась она. — Откуда здесь взялась лодка?”
Ее ноги стали словно ватными.
— Коля! — внезапно охрипшим голосом выкрикнула она.
И тут из темноты, из-за отсека, на нее бросился кто-то черный и большой. Незнакомец не рассчитал и больно ударился ногой о стенку рубки. Вскрикнул. Но прыжок его был таким стремительным, что он все же сбил Наташу с ног. С грохотом покатился по палубе выбитый из ее рук автомат. Сильные, цепкие, пахнущие табаком руки вцепились в горло девочки.
— На помощь, Коля! — отчаянно закричала Наташа.
И тут она вспомнила про пистолет. Наташа выхватила его из кармана, приставила сбоку к навалившемуся на нее тяжелому телу, сдвинула предохранитель и нажала спусковой крючок.
Выстрелы прозвучали глухо и совсем не страшно. Как будто кто-то несколько раз хлопнул в ладони. Но страшные руки разжались, послышался стон, и хриплый голос отрывисто крикнул по-немецки:
— Курт!.. Ко мне!..
Другой голос откуда-то снизу ответил:
— Нет, хозяин! В такой игре я не помощник.
Вспыхнул яркий свет, послышался быстрый топот. И Наташа увидела Колю. Горящий фонарь он держал во рту. А в руках у него был автомат. Наташе почему-то показалось очень смешным, что Коля держит фонарь во рту! И она расхохоталась.
— Что с тобой, Наташа?! Ты ранена? — воскликнул Коля.
Но она все хохотала, хотя из глаз ее струились слезы.
Николай повесил автомат на шею и рывком откатил тяжелое, обмякшее тело, навалившееся на Наташу. Перед ним лежал грузный, широколицый человек со шрамом на правой щеке и жидкими белокурыми волосами. Глаза его были открыты и смотрели застывшим злобным взглядом.
— Наташка! — крикнул Николай и поспешно выпрямился. — Смотри, кто это, Наташка!
Наташа взглянула на лежавшего рядом человека и сразу же перестала смеяться.