В смежном зале было тихо и пусто. Лунный свет, свободно проникая через распахнутое окно, медовым пятном расплывался на каменных плитах пола, освещая мрачную статую Железного Рыцаря, стоявшего с протянутыми вперед руками.
“Наверное, он скрылся в часовне. А там темно”, — подумала Надежда Михайловна.
Она бегом вернулась в комнату, достала из полевой сумки электрический фонарик и снова выбежала в зал.
Дверь в часовню раскрылась с громким скрипом. Надежда Михайловна включила фонарик. Сноп голубоватого света ощупал тяжелые скамьи, мрачные статуи святых, кафедру, с которой выступали священнослужители. Нигде никого не было.
“Куда же он мог деваться?” — подумала Надежда Михайловна, прикрывая дверь в часовню.
Отрывистый стон, донесшийся со стороны коридора, словно бичом хлестнул по взвинченным нервам военврача. Хлопнула дверь, грохнула автоматная очередь и прозвучал чей-то яростный голос:
— Стой, гад. Теперь не уйдешь!
В коридоре захлопали двери, послышались быстрые шаги, голоса.
Надежда Михайловна тоже выбежала в коридор. Выздоравливающие, медсестры, санитары толпились у открытых дверей послеоперационной палаты.
— Что случилось? — спросила Надежда Михайловна. — Пропустите меня! Дайте лампу!
Держа лампу над головой, с пистолетам в правой руке, она шагнула в комнату.
Первым, кого она увидела, был уже знакомый старший сержант. Нагнув голову, он стоял в двух шагах от дверей, направив автомат в темную нишу за высокой кафельной печью.
— Что случилось? — повторила Надежда Михайловна.
— Да какой-то фашист пырнул ножом нашего немецкого товарища. Хотел прирезать и Щурку. А тут — я! Он швырнул в меня кинжал, а я его автоматной очередью резанул. За печкой эта гадюка… Ну-ка, посветите, товарищ военврач!
Держа автомат на изготовку, старший сержант направился к печке. Надежда Михайловна шла за ним, высоко подняв лампу.
Белая квадратная колонна кафельной печки, вершина которой упиралась в потолок, была возведена почти в метре от угла комнаты. Сбоку печи и за нею был довольно просторный закуток. Но в нем никого не было.
— Промазали, значит! Плохо! — сказала Надежда Михайловна, опуская лампу.
— Не должно быть! — смущенно ответил старший сержант. — Я не мажу…
— Так где же фашист?
— Черт его знает где… — Старший сержант нагнулся к полу. — Ого! Нет! Я не промазал! Видите — кровь!
Надежда Михайловна торопливо сунула пистолет в карман шинели.
— А раненый? Что с ним? — Она обернулась.
У кровати, где лежал раненый немец, молча толпились сотрудники госпиталя и раненые.
В комнату вошел подполковник Смирнов.
— Всем выйти из палаты! — негромко приказал он. — Кто стрелял по убийце?
— Я, товарищ полковник. Старший сержант Коньков.
— Останьтесь, старший сержант… И вас, Надежда Михайловна, прошу остаться. Хотя нашему немецкому товарищу медпомощь уже не нужна.
Надежда Михайловна подошла к кровати и подняла лампу. Свет упал на лицо с мертвым взглядом широко раскрытых глаз. В груди у мертвого торчал немецкий штык, который убийца вогнал по самую рукоятку. Возле головы убитого лежал небольшой клочок бумаги.
Подполковник взял его и прочитал:
— Вервольф! — Волк-оборотень…
Розыски убийцы были безуспешными. Несомненно, что он был ранен и, очевидно, тяжело. Об этом свидетельствовали капли крови за печкой и отпечаток окровавленной ладони на белом кафеле. Но куда девался раненый, установить не удалось. Лейтенант Серков простукал стены за печкой. Они издавали один и тот же сухой звук и казались монолитными.
— Куда же все-таки девался убийца? — спрашивал себя в который раз подполковник Смирнов. — Безусловно, где-то здесь имеется тайный вход. Но где?
По приказу подполковника раненый солдат был переведен в другую комнату. А в палату, где было совершено убийство, переселилась группа разведчиков во главе со старшиной Ничипуренко.
— Хай тильки сунется сюда тот фашистский оборотень! — старшина погрозил печке крепким кулаком. — Свинячью отбивную с него зроблю!
Вместе со старшиной в палату госпиталя переселился и Коля Петров.
— Надо выяснить все обстоятельства этого дела, — сказал подполковник. — Пойдемте ко мне, старший сержант…
— Может быть, пройдем в мою комнату, Юрий Юрьевич? — предложила Надежда Михайловна. — У меня тоже есть что рассказать вам… — Она улыбнулась. — А к тому же обещаю угостить вас отличным чаем.
— Идемте, Надежда Михайловна.
Подполковник усадил смущенного старшего сержанта за стол. Надежда Михайловна налила три кружки крутого чаю, достала печенье.
— Расскажите-ка, старший сержант, как вы очутились в палате? — сказал подполковник, прихлебывая чай. — Этот раненый, который лежал вместе с немецким товарищем, — ваш сын?
— Так точно, товарищ подполковник, — ответил старший сержант. — Потому, значит, я и задержался здесь, что сын. Очень я тревожился. Ну, а когда товарищ военврач сообщили, что с Шуркой все в порядке, я идти в город один не решился. Нам в ночное время комендант города запретил в одиночку ходить, потому — стреляют в одиночных бойцов недобитые фашисты. Ну, позвонил я от вашего дежурного в комендатуру, дал мне дежурный разрешение заночевать здесь. И стал я устраиваться на ночлег. Разрешила мне дежурная сестричка переночевать у вас. Ну, я и устроился возле той палаты, где Шурка мой лежал. Даже, признаюсь, дверь чуть приоткрыл — вдруг, мол, Шурке что-нибудь понадобится. Лежу, значит, возле двери, а сон не идет. Решил я закурить, чтобы нервы успокоились. Только свернул махорочки, вдруг в палате кто-то закричал страшным голосом. Я вскочил, как подброшенный, — и в палату. Темновато там, но свет из коридора, от лампы падает. Гляжу, какой-то человек к Шуркиной кровати крадется… — старший сержант виновато посмотрел на Надежду Михайловну. — Вы только не серчайте, доктор, сестрица ваша издаля, с порога, показала мне Шурку… Ну, а тут кто-то к сыну моему крадется. Я ему: “Стой!” А он перепрыгнул через кровати и к печке. Я и резанул его короткой очередью.
— Значит, мимо вас никто не проходил? — спросила Надежда Михайловна.
— Ну, что вы, доктор! Мышь и ту бы я заметил. Не спал, не дремал ни минуты.
— Странно!
— Что странно, Надежда Михайловна? — заинтересовался подполковник.
— А то, что и у меня побывал незваный гость…
— А ну-ка рассказывайте! И поподробнее, — сказал подполковник.
Он внимательно, не перебивая, выслушал Надежду Михайловну.
— Да, похоже, что где-то совсем рядом крупное гнездо фашистов, — задумчиво проговорил подполковник. — Надо глядеть в оба… Прежде всего выставим посты в зале, возле статуи и в верхнем коридоре. Да и в нашем крыле замка тоже поставим часовых. А вас, Надежда Михайловна, и весь ваш персонал прошу, как положено, иметь при себе оружие.
Надежда Михайловна вдруг вздрогнула. Ей показалось, что глаза Железного Рыцаря на картине мигнули и в них блеснуло отражение горящей лампы.
Подполковник и старший сержант заметили, как вздрогнула женщина, и тоже обернулись в ту сторону, куда она смотрела.
— Черт возьми! — воскликнул подполковник, вскакивая из-за стола. И, рывком расстегнув кобуру, шагнул к картине. — Старший сержант, лампу сюда!
Лампа осветила неподвижное лицо Железного Рыцаря и застывший взгляд нарисованных глаз.
Подполковник попытался отодвинуть тяжелую дубовую раму картины. Но она не двигалась.
Еще при осмотре замка подполковник Смирнов и лейтенант Серков поселились в библиотеке — большой, светлой комнате, окна которой выходили на море. Солдаты немного отодвинули шкафы, поставили возле них второй диван, втащили тяжелый несгораемый ящик с шифрами и документами.
Когда поздно ночью, освещая себе путь аккумуляторным фонариком, подполковник добрался до библиотеки и закрыл за собой тяжелую дверь, его сразу охватили тишина и покой. Этим мирным покоем дышали ряды стеллажей, заполненных книгами, особенный, сухой запах старых фолиантов, ритмичный, еле различимый шум моря внизу, под скалой, на которой стоял замок.