– Перестань скулить – зайди внутрь, – придерживая рукой дверь. Склонив покорно голову, пёс послушно поплёлся домой.
Щенка породы бордер-колли Павловичу подарил его друг, рыбак Максим. После удачной рыбалки в выходные они поехали к его сестре, которая жила на другом краю города, там они неплохо выпили, закусили жареной рыбой, как вдруг муж сестры спросил, не нужна ли кому-нибудь собака, недорого отдам, и повёл их в сарай показать ощенившуюся суку. На старом коврике, среди ветоши, окружённая многочисленными увлечённо сосущими вымя щенками, лежала собака с необыкновенно умными глазами и с тревогой смотрела на них. Один из щенков оторвался от вымени, стоя на нетвёрдых лапках, с любопытством стал их рассматривать. Юра присел, протянул ему руку, щенок подошёл и стал облизывать большой палец, все с умилением улыбнулись.
– Бери щенка, дарю, – сказал изрядно выпивший хозяин.
– Я бы взял, да в квартире живём, ему тесно будет у нас.
– Да бери, даром даю, а чего же не подарить, если человек хороший, – сказал, добродушно скалясь, с озорством подмигивая Максиму.
– Не знаю, с женой надо посоветоваться, подготовиться, литературу почитать какую-нибудь про породу, как кормить, чем поить.
– Ну как знаешь, пошли чай пить, – рассмеявшись, – чем кормить, чем поить, не водкой, конечно.
На следующий день после работы Юра застал у себя дома Максима, который на кухне пил чай с супругой. Лицо Татьяны сияло трепетным восторгом, давно Юра не видел её такой, на руках у неё был вчерашний щенок-непоседа.
– Макс, ну я же просил, – с укоризной сказал Юра.
– О чём он вас просил?
– Не хотел брать щенка, отказывался.
– Вот никогда не поверю – он не хотел, странно, а животных любит как сумасшедший. Как мы его назовём? Я знаю как, Джим, конечно, дай, Джим, на счастье лапу мне, – и взяв осторожно двумя пальцами лапу, тихонько потрясла её, на что щенок зевнул, положил маленькую головку на ладонь и сладко заснул, сопя маленьким носом.
– Макс, ты превращаешься в Качалова, – пошутил Юра.
– Нет, дорогой, Качалов – это ты, теперь это твоя собака.
Во дворе начинало темнеть. Таня с грустью взглянула в окно, всплакнула и в первый раз после стольких лет замужества легла в холодную постель. Она ворочалась с боку на бок, долго не могла уснуть, в голову лезли разные мысли. Произошло что-то непоправимое, она теперь одна, ей стало страшно, как маленькой девочке, которую оставили нерадивые родители дома, а сами ушли развлекаться к друзьям, забыв про неё. Уткнувшись лицом в подушку, она громко всхлипывала, а потом так и уснула на мокрой от слёз ладони. Утром она проснулась с сильной головной болью, позавтракала без аппетита на скорую руку и нехотя пошла на работу.
Прошёл уже месяц как они расстались, одинокая жизнь начинала потихонечку налаживаться. Таня стала больше уделять себе внимания, ходить в парикмахерскую, в кинотеатр, читать и перечитывать любимые книги. Дни сменялись неделями, время летело – в работе, в суете, и только холодная постель по ночам напоминала о потере какой-то части её жизни. Юра полностью ушёл в своё любимое занятие – рыбалку. Теперь с нетерпением ждал субботы, брал с собою Джима, шёл на озеро, которое было в трёх километрах от дома, и блеснил, делал он это виртуозно, имитируя раненую рыбёшку, бывало, вытаскивал за день пару совсем не маленьких судаков. Небольшое, распростёрое между холмами, покрытыми цветущими кустарниками шиповника, тёмное озеро в своей вечерней тишине было ослепительным от преломляющихся лучей раннего заката, оно открывало величественную панораму неземного спокойствия. Подёрнутый шелковистой дымкой водоём грациозно дышал свежестью, пронизывающей сыростью, где-то сбоку в зарослях камыша страстно крякал селезень, приглашая уточку спариться в любовных забавах.
А тем временем в городском оперном театре огромный оркестр под чутким руководством старого дирижёра играл Пятую симфонию Бетховена.