Этот удар оставил горький осадок в душе писателя. Он оказался с клеймом «реакционера», отлученным от передовой русской литературы и не чувствовал себя своим в лагере ее противников. «Мы ошибаемся: этот человек не наш!» — сказал о Лескове идеолог официального направления в литературе М. Н. Катков, печатавший в своем «Русском вестнике» произведения Лескова той поры. Рассказывая об этом впоследствии в одном из писем, Лесков добавляет: «Он был прав, но я не знал: чей я?»
Оценивая свое прошлое, Лесков напишет: «Я блуждал и воротился, и стал сам собою — тем, что я есмь. Многое мною написанное мне действительно неприятно, но лжи там нет нигде, — я всегда и везде был прям и искренен… Я просто заблуждался — не понимал, иногда подчинялся влиянию…» Большую ошибку свою он увидит в том, что хотел «остановить бурный порыв», который ему, умудренному опытом, уже покажется «естественным явлением».
Несмотря на глубокие заблуждения и ошибочные взгляды, гуманизм и «жажда света», стихийный демократизм были присущи Лескову-художнику. Они наполняются новым содержанием, когда писатель обращается к самой близкой ему теме — жизни народной.
«Человеческое родство со всем миром» сказывается в одном из сильнейших его произведений — повести «Леди Макбет Мценского уезда» (1864).
Судьба Катерины Измайловой поначалу во многом сходна с судьбой Катерины Кабановой из драмы А. Островского «Гроза». Обе молодые женщины оказываются в деспотических условиях купеческой семьи, обе наделены сильными, цельными характерами. Но Катерина Кабанова погибает, бросив вызов среде, которая ее душит. Катерина Измайлова гибнет, пройдя через самые омерзительные формы человеческих отношений в этой среде.
Скука, своевольный характер и всепоглощающая страсть — внешние мотивы преступлений Катерины Измайловой. На самом деле эти преступления — результат бесчеловечных отношений, доведенных до автоматизма там, где обесценившаяся человеческая жизнь становится разменной монетой. Сильная, волевая натура Катерины контрастирует с узостью интересов и целей. Ее большая, искренняя любовь к ничтожному человеку не может не вызвать жалости и сочувствия.
Трагедия Катерины Измайловой — это трагедия бессмысленности существования целого сословия российского общества — провинциального мещанства. Общечеловеческий смысл ее не снижается названием повести, ограничивающим ее масштабы («Леди Макбет Мценского уезда»), — этот художественный прием использовался писателями «натуральной» школы («Гамлет Щигровского уезда» И. Тургенева). На материале российской действительности Лесков создает трагедию человеческих страстей огромного накала, приближаясь к шедеврам мировой литературы.
В противоположность страстной, сильной натуре Катерины Измайловой героиня повести «Воительница» (1866), Домна Платоновна, казалось бы, начисто лишена самых обыкновенных человеческих чувств. Но, по словам самого писателя, он «находил теплые углы в холодных сердцах и освещал их».[2] Искал и находил человеческое там, где оно проявлялось в самых необычных и неожиданных формах.
Домна Платоновна — тоже «мценская баба», оказавшаяся по воле судьбы в столице. Ее «деятельность» скрыта за внешней благопристойностью жизни петербургского общества. Подобные персонажи есть и у Гоголя и у Островского. Но там их роль эпизодична. У Лескова Домна Платоновна — центральный характер произведения.
Будучи не раз жестоко обманутой, Домна Платоновна возводит ложь и грязь в «неотразимый закон» жизни, где господствует «всеобщее стремление ко всякому обману».
Натура Домны Платоновны по-русски широкая. Она трудится не за страх, а за совесть, любит свое дело, бескорыстно, как она говорит, «отягощается» и ведет «прекратительную жизнь».
Рассказ насыщен яркими, колоритными сценами быта, в нем много юмористических, сатирических элементов.
Конец истории «воительницы» на первый взгляд трагикомичен. На склоне лет исступленная, безумная любовь приходит к Домне Платоновне, никогда не верившей в чистоту и искренность человеческих отношений.
«А людям ведь небось и не жаль, смех им небось только. И всякий, если кто когда-нибудь про эту историю узнает, посмеется — непременно посмеется, а не пожалеет…»
В этом и заключается оригинальный, «лесковский» взгляд на изображаемое: трагедия «воительницы» видна только ей самой, для остальных же это всего-навсего смешной житейский эпизод.