— Ну-ну, еще попрыгаешь… Завтра вас в тыл вывозить будут. Мы еще с тобой после войны в горы пойдем.
Раненый молчал, дышал с трудом, потом негромко проговорил:
— А говорят, нас отрезали…
— Врут… — Баранов посмотрел прямо ему в глаза. — Испорченный телефон. Чуть что, сразу — отрезали… Погоди, через неделю мы из них пыль выколачивать будем…
Раненый молчал. Около койки стояла медсестра, слушала.
— Плохо… — вдруг выдохнул раненый, глядя куда-то в сторону. — Если сюда придут, даже застрелиться не смогу.
И от этих слов медсестра вздрогнула, прикусила губу.
— Завтра вас в тыл повезут, понял? — повторил Баранов и поднялся. — Это я тебе обещаю… Выздоравливай. Из госпиталя напиши. Пока…
Баранов прикоснулся к руке бойца, безжизненно лежавшей поверх одеяла, повернулся и быстро пошел меж коек к выходу. Медсестра догнала его у выхода.
— Погодите, Баранов.
Баранов остановился, молча смотрел на нее.
— Вы пойдете на вершину, да? — спросила она. — Я знаю… Главврач сказал, что укомплектована группа альпинистов… И что не хватает людей… В общем, я решила… Я тоже пойду…
— Не советую, — коротко ответил Баранов и снова пошел.
Медсестра догнала его, схватила за руку.
— Да погодите вы! Я же говорила вам, что знаю альпинизм… У меня приличный опыт.
Баранов молча и с какой-то неприязнью смотрел на нее.
— Вы три недели с контузией пролежали и идете… А я… Не смотрите, что я худая, я сильная…
Баранов усмехнулся, приложил руку к груди.
— Верочка, это решает командир группы… А я серьезно вам не советую, — он небрежно козырнул и быстро пошел прочь.
Уже густели, наливались холодом сумерки в долине. И со всех сторон нависали над ней черные вершины гор.
Пятеро альпинистов стояли в шеренгу, и рядом с каждым лежали на земле рюкзак, ледоруб, автомат. Комполка оглядел всех, кашлянул в кулак:
— Товарищи бойцы… Голубчики… Знаю, что трудно, можно сказать невозможно… А вы сделайте… Люди вам в ноги поклонятся…
Альпинисты стояли, опустив руки, молчали. Федорцов вынул из кобуры пистолет, протянул Вере.
— С автоматом тяжело, а это в самый раз…
В это время на дороге к лагерю показалась лошадь, запряженная в повозку. Лошадь бежала быстрой рысью.
Комполка пожал каждому руку, повернулся уходить.
Повозка подкатила, громыхая. У лошади ходуном ходили бока. Семен Иваныч спрыгнул на землю и сразу закричал сварливо:
— А скальные крючья забыли, растяпы! И теперь за вас думай!
Артем взглянул на Баранова. Тот недоуменно пожал плечами, сказал:
— Брали… Сам брал…
Семен Иваныч тем временем выбрал из повозки связку крючьев и покосился на Веру.
— И бабу с собой берете? — тем же недовольным тоном пробурчал он. — Плохая примета…
— Спасибо, позаботился, — сказал Артем.
— Сколько набрал? — спросил Семен Иваныч.
— Пять! — весело ответил Шота и поднял с земли рюкзак. — Как раз одного не хватает!
А Семен Иваныч вдруг снова заорал, теперь на Спичкина:
— Кто ж так ледоруб держит, а?! Назад клювом! — Потом он опять повернулся к Артему. — Когда выходить решили?
— Через полчаса. Пусть совсем стемнеет.
— Это хорошо… Может, немец и не заметит… — Семен Иваныч пошел к повозке, достал оттуда пару огромных альпинистских ботинок.
И, увидев эти ботинки, Артем улыбнулся.
Ночь в горах наступает сразу. Нет вечерних смутных сумерек и до появления желтой луны — холодно и черно.
Три пары альпинистов медленно двигались по разорванному леднику. Впереди Баранов в связке с Семеном Иванычем, за ним Артем с Шота Илиани и замыкал группу Спичкин с Верой.
В темноте люди осторожно посвечивали фонариками — угольно-черные, извилистые трещины встречались то и дело. Их перепрыгивали.
— Где шляется эта луна! — шепотом ругался Семен Иваныч.
Он двигался медленно, тяжело. Силы осталось в этом человеке еще много, но ловкости нет. Прыгать даже через небольшие трещины ему трудно. Он снимал каждый раз рюкзак, автомат.
Баранов страховал его, посвечивая фонариком.
— Быстрее, — негромко торопил Артем.
— Вам хорошо, соплякам! — пыхтел Семен Иваныч.
Вера все время поучала Спичкина:
— Крепче ногу держи… Ты ее не ставь, а в наст втыкай…
— Жарко, — отдувался Спичкин. — Два свитера надел, уф!
Где-то далеко сорвался камень, гулко застучал вниз, увлекая за собой другие камни. Камнепад. И потом снова тихо. И вдруг где-то ухнул, словно пушечный выстрел, ледник. Это образовалась новая трещина.