Хлопнул выстрел, и белый шарик ракеты, шипя и разбрызгивая искры, взлетел в черное небо. Ледник и контрфорс осветились мертвенным светом. Шестеро альпинистов застыли на белом, изрытом трещинами льду.
Ракета погасла, люди поднялись, пошли.
Баранов коротко посветил перед собой фонариком — широкая, бездонная трещина преградила им путь.
— Я ее не перепрыгну, — мрачно сказал Семен Иваныч.
— Попробуй, — шепнул Баранов. — Я страховать буду.
Семен Иваныч, продолжая шепотом ругаться, стал снимать рюкзак. Он собрался, несколько секунд стоял неподвижно и тяжело прыгнул.
Артем, Вера, Баранов и Шота смотрели. Семен Иваныч грузно поднялся на противоположной стороне. Баранов кинул ему рюкзак. Семен Иваныч подобрал рюкзак, автомат, помахал рукой.
— Старик еще попрыгает, — сказал Артем.
Баранов промолчал.
Но несчастье все-таки случилось. Буквально на этом же месте сорвался в трещину Спичкин. Громкий крик пронесся по леднику, отозвалось эхо в горах.
И тут взлетела ракета. Альпинисты бросились на лед, замерли, смотрели на белый, шипящий шарик.
Спичкин висел на веревке. Вера с трудом удерживала его, вцепившись в ледоруб.
Баранов посмотрел на лежащего Артема, шепотом выдохнул, точно отрубил:
— Не дойдет он.
— Давай салагу ко мне в связку, — сказал Семен Иваныч. — Женщине с ним трудно…
Когда ракета погасла, стали вытаскивать Спичкина. Его вытащили перепуганного насмерть.
— Почему рюкзак не снял, балбес?! — зло зашипел Семен Иваныч.
Спичкин молчал. От пережитого испуга у него сильно дрожали руки.
— В следующий раз крикнешь — застрелю, — твердо выговорил Артем.
— Он не виноват, — неожиданно сказала Вера.
— Адвокатов не нужно, Вера. — Артем недобро взглянул на нее.
— От неожиданности я… — оправдывался Спичкин. — Закурить можно, товарищ лейтенант?
— Отставить курение!
Из-за туч выплыла луна, осветив горы призрачным светом. Передвигаться стало легче. Где-то далеко одиноко и тоскливо курлыкали улары.
Шестеро солдат-альпинистов прошли ледник.
Начался подъем по контрфорсу — острому, обрывистому гребню, ведущему на плато…
Один шел, другой замирал, согнувшись, страховал товарища. Первый, пройдя на длину веревки, останавливался, и тогда шел второй. Так двигались связки. Это была тяжелая, молчаливая работа.
Луна ныряла в тучи, и становилось темно, и альпинисты двигались еще медленнее, ощупывая, проверяя каждый шаг. Громадная, сутулая фигура Семена Иваныча маячила впереди.
Немцы с механической точностью пускали ракеты. Они освещали горы, и какие-то две-три минуты идти становилось легче.
Спичкин обливался потом, начал прихрамывать.
— Чего пыхтишь? — оглянулся на него Семен Иваныч.
— Нога что-то… В подъеме… не могу.
— Ну-ка! — Семен Иваныч присел перед ним, осмотрел ботинок. — Кто ж так зашнуровывает, дура!
Он перешнуровал Спичкину ботинок, проверил второй, затем поднялся, посмотрел на его взмокшее лицо.
— Сколько свитеров надел?
— Два.
— Снимай.
Спичкин покорно снял рюкзак, автомат, стащил свитер. Семен Иваныч забрал его, отшвырнул в сторону.
— Ты откуда родом, такой растяпа?
— Чего? — не понял Спичкин.
— Я говорю, где до войны жил?
— В Ставрополе…
— А-а… степи у вас там…
— Сады… степи, — вздохнул Спичкин. — Осенью яблок навалом.
— Яблок и здесь хватает… Пошли!
Шестеро солдат медленно поднимались по контрфорсу. С каждым шагом они были все ближе и ближе к цели. По-прежнему, с интервалом в десять-пятнадцать минут, взлетали немецкие ракеты.
Семен Иваныч начал вбивать в скальный выступ крюк. Он старался стучать как можно тише, но металлические удары гулко отдавались в скалах.
Звуки ударов донеслись до немецкого укрепления. Один караульный наблюдал за тропой к перевалу, лежа у пулемета, второй стрелял из ракетницы.
Первый прислушался к донесшимся металлическим позвякиваниям, спросил по-немецки:
— Что это?
— Непонятно…
— Кажется, кто-то вбивает крючья?
Второй выстрелил из ракетницы и взял автомат. Пока белый шарик шипел и брызгал искрами, он успел дать три коротких очереди. Эхо ударялось о нагромождения скал, множилось. Потом наступила тишина. Караульные напряженно прислушивались. Тихо. Металлические удары не возобновлялись.