— Красивая вы женщина, Верочка! И как это я вас в госпитале проглядел!
Туман уже окончательно рассеялся, и стал виден весь бастион и карабкающиеся альпинисты.
— Последний крюк, голуби! — закричал сверху Семен Иваныч. — Спичкин, дуй первым, будешь рюкзаки вытягивать.
Над ними теперь висела белая шапка горы. Отсюда она выглядела мрачно, вся в разорванных глыбах ноздреватого льда. Оттуда тянуло холодом и мраком.
Но прямо на вершину не взойдешь, слишком круто. Нужно обойти ее по легким скальным терраскам и пологим снежником выйти на вершину с тыла.
Передвигаться стало проще. Люди шли, как по балкону, только неровному — с подъемами, спусками, то узкому, то широкому, покрытому нетронутым снегом.
Семен Иваныч вышел на всю длину веревки, которой он был связан с Барановым, и огибал сильно выдавшееся ребро стены.
Страшный шепот-команда остановил его. Он повернул голову и рядом с собой увидел немца с автоматом в руках. Немец улыбался и манил его пальцем.
— Тихо, рус, тихо!
Их было трое, фашистских егерей. За передним немцем на небольшом выступе-площадке стояли еще двое.
Семен Иваныч замер в замешательстве, но немец поднял автомат и приказал шепотом:
— Геен зи, геен… Тихо…
Сейчас из-за поворота скалы должен показаться Баранов. Вот они что задумали! До немцев три-четыре шага, там они заткнут старику рот, и тогда все пропало. Семен Иваныч медленно шел навстречу егерю, шел, как загипнотизированный. Он ничего не мог придумать.
Решение пришло внезапно. Когда до переднего немца осталось пол шага и тот посторонился было, чтобы пропустить русского на площадку, где стояли еще двое, Семен Иваныч вдруг подался вбок, схватил немца по-медвежьи в охапку, словно обнял, и заорал истошным голосом:
— Фрицы! Стреляй!
Немец хрипел в его руках, а он загораживался им от остальных, так что нельзя было выстрелить, и орал:
— Стреляй, Вадим! Стреляй в меня!
Секундного замешательства немцев хватило как раз настолько, чтобы Баранов, показавшийся из-за поворота, дал длинную очередь. Один из егерей ткнулся лицом в снег.
Пуля ранила и Семена Иваныча — он загораживал немцев от Баранова. Но старик не выпустил егеря и еще раз прохрипел, продолжая стоять:
— Стреляй!..
Тогда второй немец в упор из автомата выстрелил в спину своему товарищу, которым прикрывался старик.
Семен Иваныч обмяк, немец мешком выполз из его рук, а высокий сутулый старик, уже прошитый пулями, шатаясь, шагнул навстречу новой очереди.
Второй немец присел и, прикрываясь телом Семена Иваныча, выстрелил в Баранова.
Вадим упал на колени.
Спичкин шел следом за Барановым. Услышав стрельбу и крик Семена Иваныча, он не сразу понял, что произошло. Понял только, что за поворот скалы выходить нельзя. Он взглянул на побледневшую Веру, скинул рюкзак, вскарабкался по каменным ступеням на верхний выступ и осторожно выглянул оттуда. Он успел увидеть, как упал Баранов, успел увидеть стрелявшего. Не целясь, Спичкин дал длинную очередь. Немец охнул, выпустил из рук автомат. Некоторое время он стоял на коленях, силясь подняться, покачивался, и на лице — испуганная, растерянная гримаса.
Спичкин снова нажал спусковой крючок и стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. Немец уже лежал на снегу, а он стрелял и стрелял…
— Вадим, жив? — Вера трясла Баранова за плечи и всматривалась в его глаза, будто боялась обнаружить в этом взгляде ту страшную тоску, какая бывает только у смертельно раненного человека.
— Ноги… — поморщившись, выдавил из себя Баранов.
Пока Вера вспарывала ножом штанины, он лежал, закрыв глаза, словно боялся смотреть на свои ноги.
— Ну что? — спросил он через минуту.
— Не страшно, Вадим, — дрожащим голосом ответила она. — Задеты обе ноги, правда…
— Кость?
— Что?
— Я спрашиваю, кость задета? — зло процедил Баранов.
— Да, — Вера виновато посмотрела на него.
Баранов застонал, приподнялся и сел, прислонившись спиной к скале.
— Сейчас, родной, сейчас, — шептала Вера, разрывая трясущимися руками пакет с бинтами.
— Не надо, — Баранов отвел ее руки. — Незачем теперь.
— Ты что, Вадим! А ну, не валяй дурака!
Баранов тяжело вздохнул и посмотрел вверх, где виднелся краешек ледовой шапки.
— Ты же все понимаешь… — он взял Веру за руку, слабо стиснул ее и попытался придать лицу ласковое выражение. — Ты же умная женщина… — Он усмехнулся.