— Отпусти меня! Тяжело ведь… Ну, хорошо, хорошо — сильный… Вижу…
Он закрыл ей губы поцелуем, мягко опустил на песок.
— Пусти! Девчонки увидят…
Он откинулся на спину, раскинул руки на горячем песке.
— Хорошо-о!
— Идите-е к на-ам! — звали из воды три черные в костровом свету фигурки. Оттуда слышался и далеко разносился над водой смех, визги.
Снизу, против течения шла лодка, груженная ворохом сучьев. На корме сидел мальчишка, правил веслом. Отец его, впрягшись в бурлачью лямку, шел берегом, тянул лодку «бечевой».
— Поцелуй меня…
— Нельзя, — Лиза возилась около него, засыпала горячим песком. — Увидят…
Она легла рядом, положив голову ему на руку. Перевернулась, уткнулась губами в сгиб у локтя.
— Как вкусно ты пахнешь…
…А уже работала Машина Смерти.
Сходили с ее конвейеров новенькие автоматы и какие-то руки жадно расхватывали их, стирая смазку… Из черных зевов цехов выкатывались, скрежеща гусеницами, танки… Ввинчивались взрыватели в металлические болванки бомб… Какие-то люди в чужих одеждах целились и стреляли в мишени… И генералы склонялись над картой, исполосованной черными стрелами…
Словно все злые силы срочно объединялись и договаривались как скорее растоптать, убить, уничтожить эту неуместную, оскорбляющую их Любовь, что соединила сейчас двух людей на узком солнечном берегу…
Уставшие, они играли после обеда в лото по пятачку карта.
Как всегда, на полную мощь работало радио, передавали музыку. Тамара, набрав полную горсть бочоночков с цифрами, выкрикивала каждый раз с новой интонацией:
— Барабанные палочки! Двадцать пять! Семнадцать!
— Квартира, — тихо сказала Венера.
— Вот тихоня — везунья! — Тамара долго шарила в мешке, выискивая новую цифру. — Пять!
— И у меня квартира, — довольно заулыбался Павел, накрывая пятерку пуговицей.
По радио объявили: «Шопен. Второй концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет юный пианист Слава Рихтер…»
Из тишины эфира тихо выплыли и пролились в комнату нежные звуки рояля.
В дверь постучали.
— Да! — сказала Александра. — Да входите же!
В дверь просунул голову парень, большой, рыжий, робко таращивший глаза на большую компанию за столом. Из коридора донесся звук патефона, игравшего «Прекрасную маркизу» с заезженной пластинки.
— Тому можно?
— Входи, чего мнешься! — велела Александра.
Парень неловко, боком просунулся в проем двери, покосился на лейтенанта, на Тамару, соображая, нет ли между ними какой-нибудь связи, и облокотился о косяк, небрежно засунув руки в карманы. Чувствовалось, что он смущен и развязность эта деланная. Одет он был парадно: темный шевиотовый костюм, галстук, парусиновые туфли крепко намазаны зубным порошком — облачко белой пыли поднималось с них при малейшем движении, незапыленными оставались только следы на полу.
— Кончим? — предложила Лиза. — Все равно Венерка выиграет.
— Вот еще, — небрежно отмахнулась Тамара от ухажера. — Подождет… «Чертова дюжина»!
— На танцы пойдешь? — спросил ухажер.
— «69» — туды-сюды!
— В летнем театре концерт, да билеты давно расхватали. За неделю еще… Какая-то знаменитость…
— Приглашаешь даму, а о билетах не позаботился… «Семь»!
— Я кончала, — ровным голосом сказала Венера. — Внизу.
— Что я говорила? — заметила Лиза.
— Пойдем лучше в кино?
Тамара лениво потянулась.
— Если комедия…
— Не знаю. Афишу только повесили. Называется «Большой вальс»…
— Хороший фильм, — одобрительно кивнул Павел.
— А билеты? — строго спросила Тамара.
— Достанем, — ободрился ухажер.
— Сходить, что ли? Венерка, я одену твои туфли?
— Возьми.
— Выйди, — кивнула она парню. — Переоденусь. Ухажер покосился на лейтенанта. Павел поднялся.
— Пойдем, перекурим…
Они вышли в коридор, закурили.
— С характером! — ухажер кивнул на дверь. — Не знаешь, как и подступиться.
Павел сдержал улыбку.
— А ты смелее.
— Трудно, — признался парень. — Обхождение надо знать… А откуда?
— Сам-то чей?
— Буинский.
— Земляк. Я из Троицкого, под Тетюшами…
— А-а…
— Учишься?
— Не, я на заводе…