Увидев Бормотова, он облегченно вздохнул:
— Ты-то мог бы приехать прямо ко мне домой. Секретарь говорит, товарищи из Ставрополя, ну, подумал я, опять не дадут работать. Чудак ты, Георгий Федорович. Посидели бы, чайку попили.
— Не чаевничать приехал, по делу.
— Государственные дела — и те, бывает, решаются за чаем, а не то что нашего масштаба.
— Верно. А нам все-таки лучше на полях разбираться. Со мной приехал… — И Георгий Федорович представил меня Ивану Степановичу.
Мне подумалось, зря он назвал мою профессию, сказал о моем намерении писать о мелиораторах. Подумалось, начнет Давыдов «давать интервью», не получится живого разговора.
К счастью, мои опасения оказались напрасными. Иван Степанович, словно поняв меня, сказал:
— Значит, вы хотите, как говорят степняки, до самой воды докопаться? Хорошо. Поедем в поля, все увидите сами. Там и поговорим, там и ответим с Георгием Федоровичем на ваши вопросы. Вы согласны?
В машине Георгий Федорович с интересом спросил у Давыдова:
— Ездил в Москву?
— Ездил.
— Получилось что-нибудь дельное?
— Да как сказать…
Иван Степанович повернулся ко мне:
— В нашем колхозе будет четыре с половиной тысяче гектаров поливных земель. Это уже само по себе — огромнейшее хозяйство. Ведущая отрасль у нас — племенное птицеводство, да к ведущей-то прибавляются и сопутствующие: животноводство, полеводство и другие. Тысяча триста гектаров будут поливаться «Фрегатами» — высокопроизводительными машинами. Чтобы вести это хозяйство, нужна хорошая служба технического обслуживания, нужны грамотные, знающие дело механизаторы. А где все это взять? И где взять деньги, жилье для механизаторов, которые придут к нам работать? С ними явятся семьи, значит, понадобятся новые детские сады, школы. Вот я и ездил в наш главк в Москву, просил денег, просил разные фонды. Кое-что дают, кое-что обещают, но мало. Мало! Сейчас бы развернуться! Чтоб с каждого поливного гектара брать по пятьдесят — шестьдесят центнеров пшенички, а тут…
Иван Степанович безнадежно махнул рукой, тяжело вздохнул.
— Хочешь, я тебя обрадую? Только по секрету, — сказал Георгий Федорович.
Иван Степанович поднял брови:
— Интересное дело — обрадует по секрету! Ладно, давай хоть по секрету, — добавил смиренно.
— Был я недавно в Ставрополе, слышал такой разговор: «Фрегаты» не только будут монтироваться строителями, но первый год и обслуживаться будут ими. Устраивает, а?
Давыдов недоверчиво спросил:
— Это только слухи?
— Нет, твердое решение. Просто я раньше к тебе приехал, чем то распоряжение министерства дошло. Думаю, такая постановка дела вам здорово поможет. Специалисты отладят машины, насосные станции, научат ваших людей работать на них, а там уж вы и сами освоитесь.
— Хорошо бы, хорошо! По-хозяйски это… Ваня, остановись-ка, — попросил шофера Давыдов. — Покажу гостям кое-что.
Мы вышли из машины.
Справа и слева от нас лежали просторные и ровные поля, охваченные лесополосами. С одной стороны гуляла под сильным ветром сизовато-зеленая, сочная озимь, с другой — черное, тоскливое и какое-то жалкое поле.
— Вот вам беда наша и радость наша. У нас есть гектаров двести поливных земель. Построили мы их своими силами. Несколько лет подряд никакая погода нам тут не указ, берем здесь зерна по сорок центнеров на круг. А то и по пятьдесят, там, где работают опытные мастера, знатоки поливного поля. К сожалению, не все еще у нас научились хорошенько управляться с водой, с удобрениями, а то бы шестьдесят центнеров подала нам землица-матушка! Но ничего, всякому овощу свое время… Вы поглядите: на этом участке мы прошлой осенью сделали влагозарядковые поливы — ишь, какие зеленя! Почти гарантия приличного урожая. А коли польем еще разочек-другой — тока огрузятся нашим хлебом. Теперь гляньте сюда. Это богара. Посеяли в прошлом году, дождичек немощный брызнул, едва верхнюю корочку промочил и спровоцировал всходы. Дождя хватило только на «провокацию», вот и погибла пшеничка. А замой-то подхватили ее ветры и вовсе унесли с поля. Да если бы один посев унесли, а ведь и сам плодородный слой пашни с ним подняли в небо, бросили где-то в овраги, на дорогах. Вот она беда какая наша, крестьянская. Из года в год выглядываем мы каждое утро, ждем дождя, просим. Слушаем сводку погоды и гадаем, что делать: выводить машины на поля, сеять или не сеять? Угадать бы счастливый денек, счастливую минуту, чтобы посеять под добрый дождь. Не прозевать бы, не упустить влагу, если небо пошлет ее нам. А не пошлет? Ох-хо! В наших краях это чаще всего бывает… И снятся нам ночами проливные дожди. Просыпаемся, едва только где-нибудь громыхнет гром. И громыхнет-то он так, что слышен пока только хлеборобу. Потому что ждет так его нетерпеливо, прислушивается, напрягаясь до последней жилки… Просыпаемся и выбегаем на улицу, ищем на черном небе всполохи молний, смотрим, не закрыты ли тучами звезды, и радуемся, что нет их, звезд, не играют, как про них в песнях поют. А потом звоним друг другу, из колхоза в колхоз, допытываемся у соседей: не накрапывает ли у вас дождь?.. Что ж, четыре с половиной тысячи поливных гектаров — это хорошо. Трудно, тревожно, но здорово. Да еще с «Фрегатами», да с помощью строителей напоим мы нынче это сирое поле. Напоим, оживет оно, порадует хлебцем.