— Добрый вечер, Галя, — сказал старшина.
Буравлев очнулся.
На порожках радиомашины, стоявшей в тени старого засохшего дуба, сидела Галочка и приветливо кивала разведчикам.
— Пожелай нам, дочка, — продолжал старшина, — ни пуху ни пера: уходим в тыл к фрицам.
— Ой! — воскликнула Галочка. — Это же очень страшно.
Заметила она Буравлева, подошла к разведчикам.
— И он? — недоверчиво спросила Галочка, ткнув своим пальчиком в грудь Буравлева.
— А как же без него? Или ты не знаешь, кто это таков?
— Знаю. Мой сержантик. Вишни мне дарил…
Старшина подмигнул Буравлеву и продолжал:
— Сержантик, говоришь? А знаешь, что он кавалер двух орденов Красного Знамени? Немцы про него листовки сочиняют. Закажи, и он приволокет тебе в подарок фрицевского офицера.
Галочка во все свои быстрые глаза смотрела на Буравлева.
— Так заказываешь офицера? — продолжал Иванов.
— Заказываю… И ни пуха вам ни пера, — совсем растерявшись, покраснев, пролепетала Галочка.
Разведчики продирались через терновник, выбирались по сыпучему обрыву из оврага.
Буравлев все думал о Галочке. Вспоминал ее взгляд и был уверен: влюбилась она в него и теперь уж не вывернется. Радоваться бы ему по такому случаю, а его буравила, жгла ревность… «Рыженький лейтенант, капитан из оперативного отдела, хромовые сапожки — он ей все это припомнит. Пусть теперь она посохнет, походит за ним». А то вишь ты — «сержантик». А вот еще вернется он из поиска… Знал Буравлев, что из такого поиска мало кто возвращается, но сейчас он об этом даже мысли не держал, был уверен — вернется. И не просто вернется, а со славой!.. Сам комдив придет, обнимет его, свой орден снимет!.. Вот тогда она увидит, какой он «сержантик», И пусть ее, пусть покрутится, посохнет!..
Разведчики выбрались из оврага и шли узенькой тропкой через ржаное поле. Им в пояс мирно кланялись и тихонько, приветливо шелестели налитые колосья. Как-то с ленцой, будто засыпая, стрекотали кузнечики, и поэтому поле, которому не видно конца, напоминало разведчикам уютные родные дома со своим особым запахом, со своим сверчком. Большое солнце пряталось в дальнем перелеске, укрывалось на сон грядущий мягкими ветками, и было оно таким мирным, безмятежным, будто за весь день на всей земле только и видело радость и любовь. И отдаленный пушечный грохот, и нечастые, глухие удары крупнокалиберного пулемета были схожи с невинным сонным бормотанием…
Опять вспомнил Буравлев Галочку. Подумал: будет ждать меня, волноваться. Пусть помается.
На шестые сутки, чуть забрезжил туманный рассвет, вернулись разведчики.
Им повезло. У деревенской околицы на берегу речки накрыли они ефрейтора с гауптманом. Ехали те в штаб армии, и захотелось им, видно, освежиться.
Гауптмана брал Буравлев. И так он его ловко, в мгновение ока скрутил, что старшина сказал:
— Считай, что это твой личный подарок Гале, Так ей и доложим.
…Старшина с бойцами повел пленных в штадив, а Буравлеву было велено дождаться лейтенанта из оперативного отдела, который задержался в пехотном батальоне, и уж с ним идти к себе в роту.
Немцы начали огневой налет — били из пушек, швыряли мины, строчили из пулеметов и автоматов.
Буравлев спустился с железнодорожной насыпи, где сидел на рельсе, ожидая лейтенанта, и зашел под мост. Там на разостланных шинелях лежало трое раненых. Один, с перевязанной грудью, громко стонал и в бреду все уговаривал кого-то:
— Положи руку… вот сюда… и что уж ты не хочешь…
Рядом с этим раненым лежало двое с забинтованными ногами.
— Во лупит, во лупит, сволочь, — сказал пожилой, прислушиваясь к стрельбе.
— Пускай постреляет. Недолго ему, — ответил сосед, видно, грузин по национальности. Увидел он Буравлева и спросил: — Послушай, дорогой, может быть, у тебя есть закурить? Угости, пожалуйста.
У Буравлева была махорка и сигара, найденная в легковой машине гауптмана. Хотел он ее выкурить, посмаковать после обеда.
— Есть, — ответил Буравлев, — накрошить только надо. Сейчас.
Опустился он на землю, достал сигару, перочинный ножичек и стал крошить табак в чистый носовой платок.
Раненые ощутили приятный, щекотный запашок сигарного табака и судорожно сглотнули слюну.
Чтобы не раздражаться в ожидании, они заговорили между собой.
— Клава, должно, пошла за машиной. Вот глупая деваха.
— Зачем так сказал? Не скажи больше. Она очень чалавек умный.
— Эк, ума нашел! В той ложбине сейчас, поди, траву и ту пулями сбривает, а не то, чтобы человеку пройти. Глупая.