Выбрать главу

— Сумка, сумка, — взревел Ефим Иванович и опять стал рыться в ящиках, выбрасывая белье. — Вот продам твою шаль.

— Не дам. Она у меня одна. В чем зимой ходить буду?

Бабушка хотела отобрать шаль, но сын ткнул ее в грудь, и бабушка упала. Тогда, плача, с кочережкой в руках на отца кинулся Гриша. Отец отшвырнул его, как котенка.

Мальчик покатился по полу, ударился головой об угол сундука. Лицо его залила кровь.

Ефим Иванович ушел и унес с собой шаль. Бабушка умывала над тазом Гришу и строго поучала:

— Как же ты, бесенок, посмел на отца руку поднять? Ведь грех какой. Руки отсохнут. Да и не только на отца, и на другого человека нельзя. Не учись этому у плохих людей.

Гриша плакал, видно, от обиды и от боли.

— Никакой он мне не отец. Вырасту, я ему…

— Да что ты, глупый, что ты!

Бабушка в то время держала корову, свинью, сажала огород, ухаживала за садом. И со всем управлялась одна. Трудно ей было, но я никогда не слышал, чтобы она жаловалась на свою жизнь.

Если у нее спрашивали: — Как живешь, Степановна? — отвечала: — А живу — не тужу. Солнышку да добрым людям радуюсь.

И действительно, она больше радовалась, чем тужила. Только хмурилась, когда Ефим Иванович приходил.

Она очень любила зелень во дворе. Под окнами, посередине двора, были клумбы с цветами. Летняя кухня, беседка увиты диким виноградом. За день они запылятся, увянут от жары. Вечером их бабушка поливала, и это было для нее великим наслаждением.

— Милые вы мои, хорошие вы мои, поизмучились, поизмаялись. Вот я вас водичкой напою, студеной прохлажу… — приговаривала она и все улыбалась.

Гриша ходил следом за ней с маленьким ведерочком, тоже поливал цветы и тоже что-то бормотал.

Потом они садились на скамейку:

— Ты что, Гриша, насупился? Устал? А ты плюнь на усталость. Погляди, как цветочки запели. Радуются.

— А цветы не поют.

— Не поют, а будто поют. Вон как зорька с ними забавляется, звездочками их обсыпала.

Осенью бабушка провожала Гришу в школу. Он плакал:

— Не пойду, мальчишки дразниться будут.

— Глупый ты, глупый. Плохих мальчишек мало, а все больше славненькие, вот и подружишься с ними. Сколько тебе бирючком жить? Без людей нельзя… Книжки читать научишься. Интересно-то как! А ты погляди, чего я тебе наготовила к празднику-то к твоему.

Она открыла сундук и показала Грише новенький скрипучий кожаный портфель с блестящим замком, новые шерстяные брюки, ботинки и пионерский красный галстук.

У Гриши разбежались глаза. Он щупал букварь, тетради, карандаши, и хмурое лицо его прояснилось.

— Глупый ты, глупый, сколько всего в школе интересного, а ты не хочешь.

— Уже хочу, — пробасил Гриша.

Потом пошли они за ворота. Одетый во все новое, он держал в одной руке портфель, а другой уцепился за бабушкину юбку и никак не решался оторваться от нее. Бабушка подталкивала его потихоньку:

— Иди же, иди, сынок…

Гриша наконец решился, пошел. Она хотела проводить его до угла, но он запротестовал:

— Я сам.

Бабушка смотрела, как он размахивал портфелем, вызывающе оглядывался по сторонам и шел большими уверенными шагами. На углу он обернулся, засмеялся и побежал. А она долго еще стояла и сквозь слезы смотрела на улицу. Мне думалось, что это утро было для нее одним из самых счастливых.

И еще раз я видел Григория в 1947 году. Жизнь в то послевоенное время была в наших краях особенно трудной. Травы на лугах повыгорели, даже полынь в степи как поднялась по весне, так и засохла.

Ни коровы, ни свиньи бабушка не держала. А надо было как-то кормиться с внуком, одевать его почище, — ведь он уже учился в седьмом классе. Пенсия у бабушки была маленькая — ее едва хватало на хлеб да на картошку, вот она и подрабатывала на щавеле. Ранней весной ходила за одиннадцать километров и приносила оттуда целый мешок, вязала в пучки и продавала на базаре. Наступала грибная пора — ходила за грибами, а потом за ежевикой.

Их было трое собиральщиц. Они уходили в пятницу вечером, за ночь проходили тридцать пять километров и целый день собирали ягоды, раздирая колючие кусты, отбиваясь от комаров. Потом, отдохнув два-три часа, отправлялись в обратный путь с двумя ведрами ежевики каждая, чтобы успеть часам к шести утра на воскресный базар.

Брали они ягоды в заповеднике над Доном. Однажды их застал научный сотрудник. Он хотел их отвести в сторожку и оштрафовать, а потом заинтересовался и стал спрашивать, кто они такие, откуда. Бабушка рассказала.

— Обманываешь, старая, — сказал сотрудник, — лошадь не всякая одолеет такую работу.