Анна Михайловна направилась было к двери, а потом села рядом со мной на тахту, стала грустной и не сразу спросила:
— Поликарп Николаевич ничего вам не говорил обо мне?
— Говорил, что вы его хорошая знакомая, что добрая и наверняка поможете мне.
— И больше ничего?
— Нет.
— Поликарп Николаевич — мой первый муж. Сейчас вы увидите его дочь. Она уже давно замужем, у нее двое детей. Их вы тоже увидите… Расскажите мне о нем все, что знаете. Я его не видела почти тридцать лет… Какой он, женат ли, чем занят?
И я рассказал о старом Поликарпе все без утайки, потому что не хотел лгать. Да и зачем?
Анна Михайловна не перебивала меня, не задавала никаких вопросов. С глубокой грустью слушала, а может быть, и со скорбью.
А когда замолчал, сказала:
— Спасибо… Жалко, очень жалко, Он ведь одаренный и очень неглупый человек… Поклонитесь ему от меня. Если будет расспрашивать — расскажите все обо мне, о его дочери, о внуках… Пойдемте к ним.
На прощанье Анна Михайловна сказала:
— Теперь у вас есть интересная и трудная задача. Вот и занимайтесь ею. Старайтесь не ругаться с начальством. Поумерьте свой пыл, наберитесь терпения. Но не подумайте, что я вас призываю к капитуляции перед мерзостями. Нет же и нет! Просто каждый солдат должен воевать своим оружием… Не лезьте во всякие эти… драчки, избегайте мелочной возни. Там вы не мастак и наверняка увязнете. Воюйте своим оружием — скальпелем. И больше улыбайтесь…
Ее слова мне показались гораздо убедительнее, чем разговор со старым Поликарпом о дипломатии и подхалимаже.
Да! Все к черту! Надо заниматься своей пока маленькой научной работой и улыбаться.
И какой чудесный человек Анна Михайловна!
Говорят, дрянь сама лезет под ноги, а хорошего человека надо искать. Иногда упорно и долго. Найдешь, добудешь себе такого хорошего человека, друга — считай, разбогател неимоверно.
Вот таким богатым ехал я к себе домой из Воронежа.
Поезд пришел на нашу станцию под вечер. Автобуса в Ключевое почему-то не было. Я не захотел его ждать и отправился пешком.
Шел сухим оврагом и горланил разные песенки. Брел березовой рощей и слушал, как шуршали под ногами золотые листья, как резвились синицы, и думал, что Сергей Сергеевич не такой уж плохой человек, если его не раздражать, не делать ему наперекор. Думал о том, как буду экспериментировать, как будет мне помогать старый Поликарп, и, может быть, он увлечется работой, бросит пить, повеселеет…
На днях выпишу из больницы Степана. Надо его устраивать на работу. Попрошу Сергея Сергеевича, и он возьмет его кем-нибудь в больницу.
И заживет мой Степан!
Обо всем этом напишу Симе. Пусть Конопушка знает, я никакой не эгоист, не упрямец и совсем не жестокий человек.
А Катя?
Само собой разумеется, сегодня же пойду к ней. Нагряну нежданно-негаданно!
…Кончилась березовая роща. Тропинка завернула куда-то в сторону. Я махнул рукой и пошел напрямик по жнивью, выпугивая перепелов.
Солнце краешком коснулось горизонта и зарделось сонным румянцем.
Надо поторапливаться.
Я прибавил шагу и загорланил: «Сердце красавиц склонно к измене…»
Наконец показалось Ключевое. Раздетое, пустынно-просторное, неприбранное… А собор — побеленный, с выкрашенными в бронзу куполами — был в золотых лучах солнца праздничным, легким и веселым. Вон, оказывается, каким его создал Зодчий!.. Да и сам он, видать, был человеком веселым, свободным, как птица, а не богобоязненным рабом.
У Божедомовых пировали. Стадия опьянения гулявших была, по-моему, еще только первой — разговаривали весело, но сдержанно. Поликарп играл на гитаре тихонько и пел осмысленно.
Я вошел в свою квартиру и нашел на полу у порога письмо. Это почтальон подсунул под дверь, потому что у нас до сих пор не было почтового ящика.
Письмо от Симы.
Сел я на диван, распечатал его, но прочитать не успел — приоткрылась дверь и в нее протиснулась Маргарита Тимофеевна. Протиснулась и приложила палец к губам: мол, тихо!
Изрядно покачиваясь (у нее, очевидно, уже наступила вторая стадия опьянения), она на пальчиках шла ко мне и тихонько говорила:
— Я видела в окно, как ты входил в ворота… Моему дураку присвоили заслуженного врача. Вот и гуляем… гуляем…
Маргарита Тимофеевна села рядом со мной.
— Как я соскучилась по тебе!.. Как соскучилась!.. Ты не знаешь, я люблю тебя и больше не могу…