Ита удивленно глянула на Мануса:
— На чьей, вы сказали, свадьбе?
Манус, словно не заметив, как Борух с Итой переглянулись, продолжал:
— После свадьбы Матвей Арнольдович говорит мне: «Съездите к моему свату в Меджибож на несколько дней и разучите с местными музыкантами современные мелодии — скажем, «Семь сорок», танго «Суббота», «Билет в детство», твист... Одним словом, заказал целую программу для дубль-свадьбы...
— Ничего не понимаю, — перебила его Ита, — разве они уже справили свадьбу? И что это за дубль-свадьба?
— Ну, так говорится. Вот я и приехал.
— Послушайте, — схватил Борух Мануса за руку, — может, вы насовсем останетесь у нас? Вас тут озолотили бы.
— Так они и бросят Москву ради переулка Балшема и Гершеле Острополера. Скажите мне лучше, каков этот сват. Он приличный человек?
— Матвей Арнольдович? Да, видимо, очень приличный человек. Говорят, он занимает в Гостином дворе довольно высокое положение.
Борух скривился:
— Не очень-то почтенное занятие. Не знаю, как у вас там, но у наших здесь торговля не в большом почете. Знал бы реб Гилел, чем занимается сват, то навряд ли породнился бы с ним. Ох, сколько этот Гилел настрадался! Ему одному из всех жителей прежнего Меджибожа чудом удалось спастись.
— Посмотрите только, как силен человек, — отозвалась Ита. — Реб Гилел перед войной был уже дедушкой. И вот пришли фашисты, и все, кто не успел эвакуироваться, лежат в земле. Каким же сильным должен быть человек, чтобы после такого несчастья, на седьмом десятке, пойти под венец в надежде снова стать отцом и дедом! И реб Гилел, как видите, удостоился этого счастья. Посмотрели бы вы, какой у него наследник — рослый, красивый, крепкий!
— Реб Гилел не единственный у всевышнего. Я недавно был в нескольких местечках и видел, что люди даже старше реб Гилела спешили заново создать семью, чтобы оставить наследника. Очевидно, везде так. Речь ведь идет о жизни, о том, чтобы оставить кого-нибудь после себя.
— Борух, смотри-ка, — перебила Ита мужа, — могу поклясться, что это Ципа там стоит. Она, кажется, чем-то расстроена.
У одного из домиков-близнецов, куда направлялись люди с сифонами за сельтерской водой, — день, правда, был не очень-то жаркий, но шла суббота, — стояла высокая женщина в пестром крестьянском платке на голове и все время бормотала про себя:
— Как я его просила: Йона, не ходи, Йона, не ходи...
— Ципа, что там у вас случилось? — спросил Борух, приблизившись к ней.
От неожиданности Ципа вздрогнула:
— А? Ничего. — Увидев во дворе Боруха незнакомого человека, она кивнула на него: — Кто это у вас?
— Музыкант Манус, приехал на свадьбу.
— Да, нам теперь только музыкантов не хватает. Ох и заварилась у нас каша! Мой Йона, горе мне, ведь теперь у него...
— У кого?
— У злодея, чтоб он провалился!
— А что, он действительно вернулся? Раз так, я тоже пойду к нему.
— Не надо, вы только хуже сделаете. Мой Йона хочет уговорить его, чтобы он убрался отсюда еще до возвращения реб Гилела из Летичева. Мой Йона боится, что, если реб Гилел застанет здесь Алешку, он этого не перенесет.
— Кто еще пошел с вашим Йоной?
— Никто.
— Я возьму с собой «алхимика», и мы тоже пойдем туда.
— Боже вас упаси! Йона взял с меня клятву, чтобы я никому не говорила. Этим можно только испортить. Ой, реб Борух, реб Борух, как я боюсь!
— Что вы, Ципа! Ваш Йона был, если не ошибаюсь, солдатом. А учить солдата, как себя вести, не надо. Как там сказано в наших священных книгах: зверя в клетке бояться нечего.
— Зверь все же остается зверем. Как я его просила: Йона, не ходи! Не ходи, Йона!
— Что там у нее случилось? — спросила Ита мужа, когда тот вернулся.
— Ничего.
— А все же?
— Я же тебе говорю, ничего.
Борух взял заступ, собираясь уйти, но Ита его задержала:
— Борух, пятак есть у тебя?
— А что?
— Так будь добр, заточи нож. Я уже не в силах мучиться с ним — совсем затупился.
— Бабушка, наточить нож стоит гривенник.
— Как вам нравится мой контролер? «Точило», Давидка, должен мне пятак. И по дороге заряди уже заодно у «алхимика» сифон.
Манус от удивления широко раскрыл глаза:
— У кого, сказали вы, зарядить сифон?
— Человек делает, можно сказать, из воды золото, вот его и прозвали «алхимиком». Настоящее имя его — Кива. — И Борух, захватив с собой нож и стеклянный сифон, направился к домикам-близнецам с высокими цоколями.
— Не забудьте запастись кассетами — ленинградцы, чтоб вы знали, любят фотографироваться! — крикнул ему вслед Манус и обратился к Давидке: — Так на чем мы с тобой остановились, маэстро?