— Ну! — кричал он Якову. — Проиграл?
Яков не отвечал. Круглый, пышущий силой, стоял он в выгоревшей майке, лопнувшей в нескольких местах, обнажив его могучее смуглое тело, мускулы рук напряжены и тверды, словно камни, хоть точи о них ножи.
Наконец и противная сторона, верившая в победу Якова, стала понемногу переходить на сторону Можарского.
Первым дал об этом знать Залмен-Иося.
— Я тебе говорю, — обратился он к Мейлаху, тоже забравшемуся незаметно для себя в гущу зрителей, — ничего он с ним не сделает. Жаль, что нету прежних сил моих! Разве так борются, горе ты несчастное? Через себя, через себя кувырни его. — И, вытерев вспотевшие ладони о запыленные брюки, Залмен-Иося стал тихонько подкрадываться к быку.
— Отойдите! — крикнул ему Яков.
— Напрасный труд, ничего ты с ним не сделаешь... Как скажете? — Залмен-Иося на этот раз обратился к главному арбитру Исроэлу Ривкину, стоявшему у открытой двери конюшни и усмехавшемуся.
Что ответил бы на это Исроэл Ривкин, Мейлах примерно знал. Сегодня Исроэл с Хаимом Бакалейником были в городе на ярмарке и купили для колхоза пару быков. И вот, чтобы по достоинству оценили их покупку, Исроэл сказал:
— Даже Яков Бергункер не сможет их уложить.
Этого было достаточно, чтобы Залмен Можарский тотчас передал это Якову, и тот явился лишь затем, чтобы взглянуть на быков. Тут-то и началось.
Залмен, затевавший всякие штуки, только бы хоть немного развлечь утомленных людей, очень хорошо знал — еще не было случая, чтобы Яков не победил. Повадка Якова испытывать таким образом быков, чтобы установить, каковы они будут в работе, осталась у него еще с довоенной поры, когда он сам был конюхом.
Первого быка Яков очень легко одолел и этим самым забраковал «удачную» покупку Исроэла и Бакалейника... Но со вторым пока приходилось туговато. Очень может быть, что, не столпись вокруг столько народу, он отказался бы продолжать борьбу. Но, не желая дать Залмену выиграть, Бергункер изыскал в себе новые силы, поглядывал озорными глазами и улыбался, словно баловался с жеребенком.
— Ты попробуй взять его хитростью, хитростью попробуй взять! По-бойцовски, как я когда-то!
Последний совет Залмен-Иоси покрыли оглушительные аплодисменты — рослый многопудовый бык лежал на спине с задранными кверху ногами.
— Подумаешь, — обратился к Мейлаху и Адаму Залмен-Иося, державший все время, пока длилась схватка, то одну, то другую сторону, — не такое уж великое дело — повалить быка.
— Если вы такой силач, — откликнулся Адам Никитич, — может, пошли бы ко мне в кузницу молотобойцем?
— Зачем? — подвернулся Залмен. — Я лучше устрою ему протекцию, чтобы бригадир послал его скирдовать.
— Нашел чем пугать меня! — Залмен-Иося выпрямился. — Где Мейлах? Пусть скажет, как мы с ним скирдовали.
Только тут Наталья Сергеевна заметила, что Мейлаха среди столпившихся уже нет. Он медленно шагал вдоль вечерней улицы. Увидев, как он прошел мимо своего дома и не остановился, Наталья толкнула в бок мужа:
— Видишь?
— Ну и что? — широко махнул рукой Адам. — Ну, что?
Был тот вечерний час, когда солнце перестает примешивать свое сияние к окраске степи и она приобретает свой естественный вид. Скоро начнут проступать звезды, а Двойрки все еще нет. Мейлах шел ей навстречу. Вечерний ветерок нес с баштанов пьянящий запах. Быстро спустившиеся сумерки вскоре поглотили удалявшегося Мейлаха.
9
Исроэл Ривкин, конечно, не хуже других в деревне знал, чему теперь приспело самое подходящее время. И все же нашлись люди, посчитавшие необходимым напомнить ему, что уборка уже давно позади.
— И что из этого? — ответил Исроэл, делая вид, будто не догадывается, на что ему намекают. — Ну, что из этого?
— Вот те раз! Только не думайте, что вам удастся отделаться тихой свадьбой.
— И придет же людям в голову! Как вы могли подумать, что я устрою моей дочери тихую свадьбу? — продолжал он притворно возмущаться, поглаживая густую бороду. — И что только людям может прийти в голову — тихая свадьба! Пхе!
Притворяясь, будто забыл, чему приспело время, он добился, чтобы его лишний раз поздравили. Теперь эти поздравления имели совсем не то значение, что до войны. Ни у него, ни у Бенциана здесь нет родных, но, когда Бенциан стал отцом, целый день в его доме не затихала суета — все его поздравляли. А теперь настала очередь Исроэла. Правда, поздравлять его начали еще задолго до того, как Залменка пришел и сказал, что любит Тайбл и что они сразу же после жатвы распишутся.