— Да, конечно, — ответил он, ускоряя шаги.
— Куда же вы так бежите?
— Так ведь вот он, пятнадцатый, другим номером вам отсюда не доехать.
— Ну и что же?
Она вдруг остановилась и посмотрела на него. «Притворяетесь или в самом деле не понимаете, зачем я к вам пришла?» — спрашивал, казалось, ее взгляд. Но тут он снова увидел в ее руке вскрытый конверт, который она уже показывала ему в общежитии.
— Позволяю вам прочитать это письмо, но с условием: Дина не должна знать, что вы его читали.
— Ну, если это секрет...
— Я не думаю, чтобы для вас тут были какие-нибудь секреты. — Этл взяла его под руку, и они вернулись на тротуар. — Не знаю, есть ли среди наших парней хоть один, который не был бы влюблен в Дину, они готовы целовать следы ее ног, как пишут в книжках. А она вот вас дожидалась... Вы верите в предчувствия? Нет, не дам я вам читать это письмо, еще зазнаетесь. Только смотрите, чтобы потом не пожалеть, ведь Дина не похожа на ваших здешних знакомых. Она очень гордая. Наши местечковые девушки вообще очень гордые.
Почему Дина никогда не писала, что в Ленинграде у нее есть подруга?
— Так как же, едете вы со мной?
— Я не понимаю. Куда?
— Да к нам, в местечко! Для того я к вам и пришла...
— Но почему Дина...
— Почему Дина вам сама не написала, хотите вы спросить? А она и мне об этом не писала. Это Ханця, ее мать, попросила привезти вас к ним на зимние каникулы. Не знаю, — прибавила она, понизив голос, — может, у них что-нибудь случилось и они хотят с вами повидаться.
— Липа?
— Не знаю.
Он резко повернулся к ней:
— Я вас прошу, скажите мне, что случилось?
— Говорю же вам — не знаю. Но съездить надо.
— Я уже взял литер до Перми.
— Литер можно переписать.
— Меня ждут дома.
— А там Дина вас ждет... Знаете, Цаля, в жизни вы еще красивее, чем на фотографии. Только, чур, не возомните о себе.
— На какой фотографии?
— А на той, где вы с Диной... Значит, договорились, послезавтра встречаемся на вокзале. Поезд отходит ровно в семь вечера. Спокойной ночи. Не надо меня провожать.
Она протянула ему руку, маленькую и теплую, и вскочила на ступеньку отходившего трамвая.
Не иначе как опять этот Липа! Что-то затеял, и его, Цалю, вызывают, чтобы он за них заступился. Только почему через Этл, могли ведь сами написать. Гордость, что ли, не позволила? Или не уверены, что он захочет связываться с Липой? Итак, от того, явится ли он послезавтра на вокзал, зависит, что́ Этл станет рассказывать о нем в местечке, да и здесь, его товарищам по общежитию, с которыми она сегодня познакомилась. А если Шейндл все-таки что-то от него утаила? Что тогда скажет Этл? Дома уже знают, что он должен приехать, родители ждут не дождутся.
На следующий день Цаля пошел переписывать литер. Да, он поедет. Но остановится он в заезжем доме, так же как и летом.
Закутавшись в большой рыжий тулуп, с которым Иоэл уже поджидал их на пустой, запорошенной снегом платформе, Цаля не заметил, как сани пронеслись мимо заезжего дома и подкатили к крыльцу, около которого полгода назад он прощался с Диной.
— С дорогим гостем вас! — крикнула Этл из саней Ханце, показавшейся на крыльце.
Освободиться от тулупа ему помог высокий худой мужчина, который вышел их встретить вместе с молодой низенькой женщиной, похожей на Ханцю — видимо, старшей сестрой Дины.
Через несколько минут пришла Дина. Высокие фетровые боты делали ее еще выше, пальто с поднятым котиковым воротником и черный плюшевый берет придавали еще больше сходства с «Незнакомкой». Он взял этот портрет с собой, чтобы показать ей.
— Какой мороз сегодня! Не холодно было ехать? — Дина подала ему руку, не заметив, что не сняла перчатки. — Этл тоже приехала?
Зачем она спрашивает про Этл? Разве она не знала?
— А где Годл? — продолжала спрашивать Дина, ища глазами зятя.
— Что это ты, Диник, стоишь, как гость? Раздевайся, скоро будем обедать. Цаля, наверно, проголодался с дороги, — ответила сестра. — Годл сейчас вернется, в магазин пошел.
Ему, собственно, тоже следовало бы сходить туда. Странная, однако, у Дины подруга. Зачем ей понадобилась вся эта игра? Почему сразу было не сказать, что его пригласили на Динино рождение. Нет, сказала только тогда, когда поезд мчался среди унылых, заваленных снегом полей, а теперь вот придумывай, как быть с подарком. Хорошо еще, можно будет забежать в лавку. Придется пойти туда с той же Этл, пусть поможет что-нибудь выбрать.
Должно быть, с дороги у него был усталый вид, и при свете лампы, висевшей над столом, это бросалось в глаза, потому что Ханця вдруг сказала, обращаясь к Дине:
— Доченька, поди постели Цале. — Как бы оправдывая его перед домашними, она добавила своим тихим, мягким голосом: — Меня в поезде всегда так укачивает, что потом я могу проспать целые сутки. Ступай, доченька.