— Да ладно, зовите, как все, — Пузанок. Я уже привык так, — неохотно ответил окруженец. — Не разговаривайте, только, а то вон кто-то навстречу едет.
Георгий прислушался: приближались частые удары копыт. Вот застучали рядом, вот замедлились, вот... Нет, проскочили мимо.
Дальше ехали молча. Наконец где-то рядом залаяла собака. Запахло кизяком и дымом. Лошадь остановилась.
— Пузанок приехал! — раздался мужской голос. — Эй, Надежда Ивановна! Помоги ему сено перекидать. Подъезжай, Пузанок, ближе к сараю, — повелительным тоном сказал тот же человек. — Я пока к соседу зайду.
Лошадь тронула воз вперед. Пузанок сбросил с Карлова большую охапку сена.
— Вылезайте! Никого нет... Прыгайте в сарай, — зашептал он, когда Георгий выбрался из копны.
В довольно просторном сарае, где оказался летчик, по левую сторону стояли две коровы. Справа в углу сбилось в кучу несколько овец.
— Лезьте туда, — Пузанок махнул рукой на чердак, к которому была приставлена лестница. Быстро забравшись, Карлов огляделся: тут было немного сена, валялся рваный хомут, торчали оглобли, на гвоздике висели вожжи.
— Укладывай скорей, — послышался снизу голос Пузанка. У края настила выросла копна сена. Георгий положил автомат и принялся за работу.
— Пузанок! С кем это ты разговариваешь? — раздался молодой женский голос.
— Надежда Ивановна, никому не скажете? — шепотом спросил парень.
— А что случилось?.
— Я русского летчика нашел, сюда привез прятать.
Карлова резанули эти слова: «русского летчика». «Почему парень не сказал нашего летчика? Почему?»
— Где он? — слабо вскрикнула женщина.
— Там!
— Смотри, Пузанок, чтобы хозяин не заглянул, да сам-то не проговорись кому-нибудь, — попросила она.
Заскрипела лестница, Георгий увидел встревоженное лицо с большими скорбными глазами. Голова женщины была повязана серым платком, из-под которого на лоб спадала непослушная прядь волос. Черная шуба скрывала фигуру. Женщина влезла на чердак и бросилась к летчику.
— Родненький мой! — Она обняла его. — Наконец-то хоть одного увидела! Как там наши? Скоро ли придут?
Георгий понял, что здесь его не выдадут.
— Скоро, скоро придут, — ответил он взволнованно. — До этих мест километров восемьдесят осталось. Через недельку будут здесь.
— Пузанок! Ты пока сваливай с саней, а как хозяин покажется, сюда подавать будешь, — негромко сказала Надежда Ивановна.
— Каким ветром вас к нам занесло? — снова обратилась она к летчику.
— Сегодня утром подбили. Сел на вынужденную.
Карлов коротко рассказал, кто он такой и как очутился здесь.
— Мне бы вот одежду гражданскую раздобыть. Дня за три добрался бы до своих.
— Что-нибудь придумаем. — Женщина смотрела на Карлова выплаканными глазами. Георгий долго не мог оторваться от ее взгляда.
— А вы сами-то откуда, Надежда Ивановна?
— Из Ленинграда. Муж погиб на фронте в самом начале войны. А меня, полуживую, зимой сорок второго года эвакуировали вместе с другими Дорогой жизни. Через Ладожское озеро... Сын у меня там погиб, Сашенька. — На минуту она замолчала. Задергались уголки губ. — Пять лет ему как раз перед этим исполнилось. Ехали мы на грузовой машине. Рассвело уже, мальчик дремал у меня на руках. Вдруг два «мессершмитта»... да так низко. Видели, наверное, что женщины с детьми едут, и все равно стали обстреливать нашу колонну. Первый раз обстреляли — пронесло мимо меня несчастье. А во второй раз... Прямо в голову... — Она зажала лицо руками.
— Разве это люди?..
Георгий стиснул кулаки, но острая боль в левой ладони напомнила о раненой руке. Он застонал сквозь зубы.
— Что с вами? — встревожилась женщина.
— Нет, ничего... Бить негодяев надо, а я вот сижу. Попал в такое дурацкое положение.
— Эй, Надежда Ивановна! Принимайте, — крикнул Пузанок, и над навесом взметнулась большая охапка сена.
— Хозяин идет, — шепотом сказала женщина. — Садитесь сюда в угол, я вас прикрою.
Георгий удивился, с какой легкостью подняла она большую кипу сена и перенесла ближе к нему.
— Натренировалась уже, — ответила Надежда Ивановна на недоумевающий взгляд летчика.
— Прошел в дом, — послышался снизу шепот.
С помощью Георгия она перетаскала сено и устроила удобное убежище.
— Ну, располагайтесь поуютнее, а мы в дом пойдем.
— А Пузанок не выдаст? — неожиданно спросил Карлов.
— Нет, что вы! Он сам несчастный.
— Почему же он назвал меня русским летчиком?