Удар был настолько неожиданным для противника, что лишь на третьем заходе в воздухе появились темно-серые шапки зенитных разрывов.
Вдруг внимание Карлова привлекли два фашистских истребителя. Оставляя за собой длинные хвосты снежной пыли, они разбегались по летному полю. Но сверху на них уже пикировал чей-то штурмовик. Две длинные трассы сверкающих снарядов пронзили один из «мессершмиттов». Он резко задрал хвост и, перевернувшись на спину, вспыхнул. Другой оторвался от земли и, не успев еще убрать шасси, пристраивался сзади к штурмовику Мордовцева. Карлов видел, как прильнул к пулемету воздушный стрелок Андрей Светлишнев, видел, как тонкая красная нить пулеметной очереди впилась в истребитель противника. «Мессершмитт» вздрогнул и, все больше заваливаясь в крене, врезался в землю.
Карлов снова бросил свой самолет в атаку. В азарте боя он забыл о простреленной руке. Рана не беспокоила, и всю свою ненависть к врагу вкладывал Георгий в эти атаки. Увлекаясь, он снижался почти до самой земли и в упор расстреливал большие, неуклюжие самолеты. «Как можно больше, как можно больше уничтожить, — сверлила мысль. — Вот этот еще не горит». Он доворачивал штурмовик и вонзал в уцелевший «юнкерс» длинные очереди трассирующих пуль.
Между тем небо все гуще наполнялось серыми разрывами зенитных снарядов. По ним легко определялся путь, пройденный каждым штурмовиком в предыдущей атаке.
Может быть, Георгию показалось, но в этом множестве разрывов он увидел и те, которые как бы пунктиром обозначили направление его броска на цель.
В следующий, четвертый заход Георгий устремился на обнаруженную им зенитную батарею. И вспышки разрывов заметались по земле вокруг замолчавших орудий.
Самолет вышел из пике и сделал боевой разворот. Стрелка высотомера быстро побежала по кругу и, постепенно замедляя движение, остановилась. Высота — восемьсот метров. «Последняя атака», — подумал Георгий и перешел в пикирование.
Вдруг зенитный снаряд, посланный, видимо, другой батареей, разорвался впереди штурмовика, оставив в воздухе небольшое дымное облачко. Мгновение — и Георгий пронзил его своим самолетом. В нос полез дурманящий запах пороха. «Кажется, проскочил», — пронеслось в сознании. Большим пальцем он с силой надавил на гашетку и стеганул длинной очередью вдоль стоянки, усеянной самолетами.
— Я — «Воробей одиннадцать!» Сбор! Сбор! — послышался в эфире призывный голос капитана Бахтина.
Карлов осмотрелся и только теперь заметил, что солнце уже успело выползти из-за горизонта.
Скрываясь от вражеских зенитчиков в ослепительных солнечных лучах, штурмовики собрались в боевой порядок и легли на обратный курс. В строю было только шесть самолетов.
Ровная снежная гладь Сальской степи искрилась под ними, купаясь в блеске восходящего солнца. Кругом не видно ни одного населенного пункта. Шестерка штурмовиков летела плотным строем. Карлов шел замыкающим и хорошо видел большие белые номера на хвосте каждого штурмовика. В строю не было самолета сержанта Долаберидзе. В эфире послышался взволнованный голос капитана Бахтина:
— Доложите, кто видел, где Долаберидзе.
Летчики напрягали слух, но ответа не последовало. Увлекшись атакой, маневрируя в море зенитного огня, никто не заметил, как за тучами черного дыма, поднимавшегося с земли, подбитый штурмовик сержанта Долаберидзе после третьего захода со снижением, теряя скорость, потащился на юг, в степь, подальше от вражеского аэродрома.
— Доложите, что произошло с Долаберидзе, — повторил Бахтин.
Неожиданно Карлов всем своим телом почувствовал, как мелкой дрожью залихорадило самолет. Быстрым взглядом окинул все приборы. Указатель давления масла стоял на нуле. Неприятный холодок пробежал по спине летчика.
Тряска усиливалась. Стрелка, температуры воды ползла по красной черте к цифре сто сорок градусов. Было ясно, что пробит масляный радиатор или бак. До линии фронта еще минут двадцать полета.
— «Воробей одиннадцать!» Я — «двадцать первый». У меня барахлит мотор, — доложил Карлов ведущему.
За привычным потрескиванием в наушниках чувствовалось затаенное дыхание летчиков.
— «Двадцать первый», выходите вперед, — приказал Бахтин.
Георгий дал полностью от себя сектор газа, и самолет его плавно обогнал товарищей. Через минуту он увидел, как плотно прижались к нему друзья, увидел за боковыми форточками кабин их тревожные лица. Крыльями своих штурмовиков они как бы пытались поддержать его подбитую машину. Георгий чувствовал, как теряет силы раненый мотор.