— Не знаю.
— И я тоже не знаю. Может, поговорка такая. Тогда я у папы не спросила, а теперь уже…
— Еще спросишь, — успокоил ее Саша.
— Спрошу, — тихо согласилась Иришка и продолжала: — Танцуем и танцуем. Могли весь вечер танцевать… А ты такую песенку знаешь? — Она помолчала мгновенье, будто вспоминая слова, и запела очень приятным, почти еще детским голоском:
Саша покраснел, у него перехватило дыхание. Это оттого, что ему впервые девушка пела песню. Вот так просто, не стыдясь, взяла и запела. Если бы это пел Василь или кто-нибудь другой, Саша, конечно же, ничего подобного не испытывал бы, не смутился, а сейчас почему-то вот так вышло. Но чем дольше пела Иришка, тем спокойнее чувствовал себя Саша, словно давно привык к ее голосу, к тому, что она поет для него. И уже смущение уступило место новому чувству — неожиданности. Хотелось остановиться, взять Иришку за руку и вот так стоять и стоять, глядя в ее слегка раскосые каштановые глаза, слушать ее песню.
Девушка перестала петь, лишь когда они вышли на людную Почтовую площадь. Перейдя ее, они стали подниматься вверх по безлюдному Владимирскому спуску.
— А хочешь, я и тебя научу танцевать?
— Научи.
— Вот только где? — задумалась Иришка.
Саша пожал плечами.
Иришка приумолкла и задумалась так, словно это был очень серьезный вопрос.
— Придумала! — наконец радостно сказала она. — Вот когда станет совсем сухо, мы пойдем в парк и найдем площадку, чтобы нас никто не видел, и начнем, хорошо?
— Хорошо, — согласился Саша.
— Вот только патефона нет, — вздохнула Иришка. — Продали во время оккупации. И пластинки тоже…
В кинотеатре людей было мало, вероятно, многие уже успели посмотреть этот фильм. И наверное, оттого, что зал пустовал и давно не топилось в нем, здесь было холодно и сыро.
Потух свет, вспыхнул экран, загрохотали взрывы снарядов, замелькали солдаты, тяжело урча, ползли танки — шел киножурнал, снятый на фронте. Когда Саша смотрел фильмы о войне, он всегда думал о том, что поздно родился, опоздал на каких-то три-четыре года. Если бы он родился раньше, вот точно так же шел бы в бой вместе со всеми. Завидовал он солдатам и сейчас, глядя на экран. Иришка же зорко и напряженно всматривалась в лица солдат. А когда из окопов поднялись люди в бескозырках, даже подалась вперед — ей все время казалось, что среди них она увидит отца.
Потом начался фильм — веселый и какой-то очень светлый.
Иришка и Саша сидели, поглощенные событиями, происходившими на экране, волнуясь за судьбу героев.
И лишь когда в зале вспыхнул неяркий свет, Иришка облегченно вздохнула.
Молча вышли на улицу. Миновали разрушенные здания.
— Мне пора! — нарушила молчание Иришка.
— Я пройдусь с тобой немножко, — несмело попросил Саша.
— Нет, не надо.
Девушка хотела попрощаться, но ей показалось, что Саша чего-то обиделся, поэтому, улыбнувшись, мягко произнесла:
— У меня еще есть немножко времени. Давай лучше я тебя провожу. А туда, к нам, не надо идти. У вас тут лучше. Красивый район. Вот только почти все разрушено. Я здесь бывала до войны…
Они подошли к Сашиному огромному серому дому, остановились у ворот.
— Здесь я живу, — сказал Саша, — во дворе, первый подъезд налево.
— До свидания, — сказала Иришка.
— Ты еще придешь?
— Приду, как только выберу свободное время, так и приду.
— Саша! — донесся до них негромкий женский голос.
Они даже вздрогнули, услышав его. Обернувшись, Саша увидел бабушку. Она шла к ним. Приблизившись, поздоровалась с Иришкой, пристально посмотрела на нее.
— А я уж беспокоюсь. Думаю, работу закончил давно, а все тебя нет да нет, — упрекнула бабушка.
— Мы в кино были, — смущенно ответил Саша. — Вот, познакомься, это Иришка.
— Очень приятно, — кивнула бабушка, хотя ни Саша, ни Иришка так и не поняли, действительно бабушке приятно или нет. — Очень приятно, — повторила она. Еще раз оглядела Иришку и спросила почти строго:
— А тебя, девочка, мама не заругает, что ты дотемна прогуливаешься?