Бабушка
Бабушка лежала на кровати с хрустящей провалившейся сеткой. Встретила Сашу неласково.
— Ну где это можно целый день пропадать? — начала она, едва Саша вошел в комнату.
И тут же, когда он снял бушлат, удивленно замолчала, разглядывая его безрукавую тельняшку и мичманку.
— Откуда это у тебя?
— Поступил на пароход, — радостно сказал Саша. — Матросом.
— На какой еще пароход? Учиться тебе надо. Вот мама снова письмо прислала. Беспокоится, почему не продолжаешь учебу. Что я ей напишу?
— И учиться поступлю, бабушка, в комбинат. Заочно. Сначала на рулевого, потом в речной техникум пойду, капитаном буду, это моя мечта с детства…
— Хватит мне уже капитанов.
Бабушка намекала на Сашиного отца, своего сына. Отец у Саши — кадровый военный. Капитан артиллерии. В начале лета сорок первого года Саша с отцом и матерью приехал к бабушке погостить в Киев. Жили они в Харькове. Погостив несколько дней, отец с матерью уехали в Крым, в санаторий. Саша остался с бабушкой в Киеве. А через неделю началась война.
Отец сразу же отбыл в свою часть, а мама успела заехать на денек в Киев, попрощаться. Она была врачом и тоже уходила на фронт. Вот так и остался Саша с бабушкой.
Бабушка страдала сахарной болезнью. Когда началась война, и совсем слегла. Часто плакала и говорила:
— Мать наказывала беречь тебя, смотреть за тобой. А вышло все наоборот, пришлось, внучек, тебе за мной, старой и больной, ухаживать.
Возможно, поэтому Саша рано повзрослел. В свои двенадцать лет он ходил по селам менять вещи на продукты, на полях вокруг Киева собирал мерзлую картошку, удил в Днепре рыбу. Так они и перебивались с бабушкой в эти годы. Правда, после освобождения Киева, совсем недавно стали присылать отец и мать деньги по аттестату, получили продуктовые карточки. Но время было еще очень трудное. Бабушка нуждалась в лекарствах. Да и одежда вся изорвалась, ее тоже надо было приобретать на толкучке. Так что жили они еще впроголодь.
— Бабушка, я тебе гостинец принес, — сказал Саша и вынул из кармана бушлата пирог.
— Спасибо, спасибо, родной, — проговорила бабушка и тут же спохватилась: — А сам-то ты ел? Да постой, откуда он у тебя? Где деньги взял?
— Заработал, — усмехнулся Саша.
— Ой, не нравится мне все это.
Бабушка приподнялась на постели. Она всегда приподнималась, когда сердилась и хотела казаться строгой.
— Вот я схожу завтра на этот твой пароход. Как он называется?
— Пока еще никак.
— Это как же понять? — удивилась бабушка.
— Он затоплен. На днях будем поднимать со дна. Ох, если бы ты, бабушка, выздоровела! Жалко мне тебя оставлять одну.
Округлое, в мелких сеточках морщин лицо бабушки еще больше сморщилось.
— И так намаялся со мной, — тихо сказала она. — Ты хороший внук, Саша. Сыновья не все так за своими матерями ухаживают. И я хочу, чтобы тебе было всегда хорошо чтобы ты был счастлив. А болезнь моя — пустое. Поболею и перестану. Вот мама пишет, что вышлет посылку с лекарствами. А лучшее мое лекарство, когда вы все живы и здоровы. Об Алеше беспокоюсь. Как он там? Что-то давно нет письма из госпиталя. Писал, что на поправку дело пошло, а тут замолчал…
— Ну как же, бабушка, всего шесть дней прошло, как письмо прислал.
— Разве шесть?
— Шесть, бабушка. Еще и наше не получил. Уфа далеко.
— Давай ему еще напишем, — попросила бабушка.
— Давай, и маме… Напишем, что я иду на флот и учиться буду.
— Но ты же еще не поступил учиться…
— Поступлю.
Саша подошел к этажерке, взял тетрадь. Ее выдавали в школе перед началом занятий, еще в августе сорок первого. Так и не удалось писать в ней школьных упражнений. Он аккуратно вырвал из середины двойной листок. Один для письма отцу, другой — матери.
Взял огрызок карандаша. И тут же вспомнился новенький карандаш первого помощника капитана Любина.
— А пирожок все же, сознайся, где взял? — донесся ласковый бабушкин голос.
— Пирожок? — задумался Саша. И в это время увидел на этажерке горсть прошлогодних каштанов.
— Купил на Житнем рынке, — сказал Саша, — Ты знаешь, бабушка, я там встретил одну девчонку, у нее какие-то… ну, не такие, как у всех, глаза. Они похожи на каштаны. — Саша взял с этажерки несколько каштанов и, держа их на ладони, продолжал с улыбкой: — Не на такие, конечно, как эти, старые и сморщенные. А на те, что вот только-только упали с дерева, раскололись и еще половина каштана в кожуре и блестит, как полированная.