— Вот отвоюем барскую землю, всех наделим, — проговорил Иван.
— Стражники, слышь, приехали в имение, — заметил ему дядя Федор.
— В народ не осмелятся стрелять.
— Кто их знает!
— Такого приказу нет. Сам я был на войне… Воевал, а за что?
Внезапно лицо его покрылось испариной, глаза округлились, кадык закатился под подбородок, и он свирепо крикнул:
— Придут солдаты из Маньчжурии, они им тогда…
— Что ты все кричишь, Иван! — упрекнул его дядя Федор. — Коров распугаешь.
— Не коров, а вон кого пугать надо.
— Кого?
Иван гневно уставился на старика, потом весело рассмеялся и спросил:
— Сторговался, что ль, продать свою душу черту?
— В полсотне все дело, — так же весело ответил дядя Федор.
— Во–от. С крупными помещиками драки затеваем, а мелкие сами, как опенки, растут.
— Опенки на гнилых пеньках бывают.
— Так и есть. Ну, придут из Маньчжурии, раскорчуют все, — утешил Иван.
— Ждать долго. Сеять пора. Чужие вон засеют.
— А колья?
— Что колья! На них надежды, как на шапки. Тоже грозились япошку шапками закидать, а, глядь, он и всыпал.
— Стены‑то хороши были, да столбы гнилые, — заученно ответил Иван. — Нетто мы уступили бы Ляоян, если б не Куропаткин? Японцы бежать к вечеру собрались, а наши с утра удирать начали.
— Вот зато вам и земли не дадут. Хотели отнять Маньчжурию, глядь, Порт–Артур сдали.
— Зато теперь ученые стали. Башка варить начала. Небось не зря забастовки в городах. Нам тоже надо так. А мы: я — за твою спину, ты — за мою.
Иван кричал, ругался. Кто поддакивал ему, кто молчал, боязливо косясь на соседа.
— Куда погнало царя воевать‑то! — крикнул сапожник Яков, сосед дяди Федора. — Там и солнце‑то, слышь, не заходит. Покрутится на одном месте и опять дует в обрат по небу. Кругом все моря да моря — куда ни плюнь. Зачем нам моря? Земля нам нужна.
— Земля и там есть, — ответил Иван, — только она ни к чему. Своей у нас много.
— Сбоя у господ, — раздался чей‑то голос.
— Пора лишить их. Как пахать они не умеют, отрезать им на едока по пять десятин, и хватит.
— Земля божья, — подошел Василий Госпомил, — он ей владыка.
— Иди ты с владыкой к Матане под сарафан! — огрызнулся на него Иван.
— За такие слова батюшке на исповеди целковый отдашь, и то не возьмет. А господь сказал: не пожелай земли ближнего твоего, ни вола его, ни осла его, ни всякого…
— Как ты, дурака его! — подхватил Иван.
Василий всплеснул руками и пошел к плотине.
Мне надоели эти разговоры о земле. Говорят, грозят, ругают кого‑то, а сами боятся.
Уже вбили ряд кольев, плели плетень, сваливали землю, мешая ее с мелким камнем, глиной.
Ловко орудуя топором, колья тесал Кузьма, Настин отец. Лезвие топора блистало на солнце, как зеркало.
Он в пиджаке, сапоги на нем крепкие, картуз сдвинут на затылок. Лицо его очень схоже с Настиным, особенно глаза. Он моложе моего отца лет на десять. Настя — старшая дочь. У них пятистенная изба, лошадь с жеребенком, корова, крепкий двор, амбар, мазанка, погреб. А у нас и топора‑то в хозяйстве нет!
Мне хотелось поговорить с ним. Преодолевая робость, подошел.
— Бог помочь! — осекшимся голосом сказал я.
— Спасибо, — улыбнулся он.
— Небось хватит! — кивнул я на заготовленные колья.
— Пригодятся, — отбросил он заостренный кол в кучу. — Как дела идут?
— Дела нетрудные.
— Училище бросил?
Я покраснел от обиды.
— Нет, не бросил, дядя Кузьма. Я не совсем пропащий. Это нужда вот заставила. Я только одно лето попасу.
— И нужду прогонишь?
— Прогнать — не прогоню, а как‑нибудь…
— Нужда — она не свой брат. Пора бы вот дождям выпасть, а их нет. Из города слухи от ученых, будто недород опять будет.
— Из города много разных слухов, дядя Кузьма.
— Каких?
— Всяких. Разь не слышал?
— А ты что знаешь? — строго посмотрел он на меня.
— Забастовки в городах идут, с флагами ходят, вот что я знаю, — выпалил я, и сердце у меня замерло.
Дядя Кузьма оглянулся.
— О, видать, ты далеко пойдешь, — покачал он головой.
— Пока за стадом хожу, а что дальше будет, не знаю. Может, в город тронусь.
— Машины испугаешься.
— Пешком.
— Ох, какой ты! — опять удивился он.
А мне опять хотелось чем‑нибудь похвалиться перед ним.
— Еще что знаешь? — принявшись отесывать кол, спросил он.
— А то, дядя Кузьма, что разные господа землю давным–давно присобачили себе у наших стариков. Теперь, как земли стало меньше, должны они отдать ее нам.