Вдруг дверь в табельную приоткрылась, и… «в дверях стоял наездник молодой, во взоре его молнии блистали». В дверях стоял угрюмый парень из Андрюхиной бригады. Он увидел их, сидящих коленки в коленки, и многозначительно промычал: «М-м». И не уходил. Стоял.
— Ну что, Панкратов?.. Что? — нервно спросила Наташка.
— Может, пойдем покурим, а? — после долгих усилий сказать что-нибудь произнес Панкратов, обращаясь к Андрюхе.
— Не курю, — развел руками Андрюха.
— А может, покурим, а?..
— Слушай, закрой-ка дверь с той стороны! — вспылила Наташка. — Тебе русским языком сказано?
— М-м… — зловеще промычал Панкратов, а его мутно-зеленые глаза как бы ощупывали и Андрюхины бицепсы, и Андрюхины кулаки. Так, не спуская с него глаз, и закрыл за собой железную дверь.
— Что это он? — спросил Андрюха.
— А-а! — Наташка поморщилась. — Придет, сядет и сидит. Молчит. А то за проходной дождется. Идет рядом, сопит. Мрачный тип какой-то…
Андрюха вспомнил, что в тот день, когда слесари получали зарплату за прошлый месяц, этот самый Мрачный Тип поцапался с мастером из-за того, что мало якобы получил. «Ну погоди. Я тебе устрою, тебе устрою…» — грозил он мастеру.
— Из-за копейки удавится, — подтвердила Наташа. — Надька, моя сменщица, в цехкоме… Ну, и ей часто приходится собирать деньги. На подарок, если у кого день рождения, на венок или там… всякие сборы бывают. Этот — ни в какую. Что я, обязан? — говорит. — Что, профсоюз не может?.. Надька говорит — кащей!..
Тут зазвенел телефон. Наташку вызывали в бюро труда и зарплаты, она пробовала было отвертеться, но голос в трубке настаивал, и в конце концов Наташка сказала упавшим голосом:
— Да иду, иду… сейчас иду… — И, положив трубку, в отчаянии взглянула на Андрюху: — В БТЗ табели требуют, «восьмерки» считать для начисления зарплаты…
Он вызвался ее проводить.
— А у вас все еще «спячка»? — спрашивала Наташка по дороге.
— Правда что — спячка, — проворчал Андрюха. — Здесь что, каждый месяц так?..
— Ой, — вздохнула Наташка. — Почти каждый…
— Ну вот скажи, ты же здесь работаешь, ну почему так?..
— Если бы я знала… Да и никто, по-моему, не знает. Если бы кто знал, уж, наверное бы, сказал — вот в чем причина. Давайте устраним ее, и порядок. А то ведь…
— Да, пожалуй, — согласился Андрюха, а про себя решил: пойду-ка я к нашим парням. Они же по всему заводу разбросаны. И в заготовительных цехах есть, и в механических. И если найду тех, кто делает детали для нашей установки, то так и скажу — вы что же, сачки! Вы что нас голодом-то морите!..
И, попрощавшись с Наташкой возле двери с табличкой «БТЗ», направился в литейку.
Глава четвертая
Порядочки…
Высокий худой рабочий в войлочной шляпе, в брезентовой робе и серых пимах (чтобы уберечь от ожогов ноги, — сообразил Андрюха) стальным прутом только что пробил лётку огромной вертикальной печи-вагранки, и по наклонному желобу устремляется расплавленный чугун. Он течет, будто белый густой огонь, и попадает в ковш, подвешенный на монорельсе и обмазанный внутри огнеупором. Брызги чугуна разлетаются в разные стороны, взрываются искрами, расцветают подобно фейерверку.
Шушаков, парень из Андрюхиной группы, отводит наполненный металлом ковш от желоба и по монорельсу подкатывает его к конвейеру. А на каждой тележке, из которых состоит конвейер, — земляная форма, этакий черный пирог, ждущий начинки. Красный от натуги Шушаков наклоняет многоведерный ковш, словно огромный сливочник, над отверстием-воронкой и осторожно заливает в форму-пирог белую огненную начинку.
Курясь синим дымом, наполненная форма уплывает дальше, чтобы залитый в нее металл охладился, затвердел и превратился в колесо, в плиту или какую-нибудь коробку.
Андрюха, не мигая, смотрел на Шушакова, чувствовал, что тот предельно напряжен и сосредоточен: ведь рядом, в ковше — лава жидкого металла, и его огненной струей надо попасть точно в земляную воронку. А потом еще и двигать ковш по монорельсу, двигать так, чтобы струя все время била в одно место, в эту вороночку. У Шушакова лоб мокрый, защитные очки влажно блестят. Но ведь наловчился, справляется, толстяк чертов!.. У Андрюхи даже руки зачесались — самому попробовать. И он было подошел к Шушакову, заговорил с ним, но Шушаков его прогнал:
— Не отвлекай, не отвлекай, Андрюха, а то пролью!..
Слегка досадуя на Шушакова — подумаешь, важная птица!.. — Андрюха пошел от вагранки прочь.
Сцепленные друг с другом тележки конвейера медленно катились по узеньким рельсам, дымились на них залитые формы; Андрюха долго шагал вдоль конвейера, пока не оказался там, где из форм извлекаются уже отвердевшие отливки.