А когда нужно варить, Багратион берет из пучка коричневых прутков-электродов один, вставляет его в трехрожковую вилку-держатель, садится на корточки, нагибается над соединяемыми деталями, и в таком положении он похож на какую-то птицу с клювом-электродом. Долбит, долбит диковинная птица клювом по железу, и вдруг из-под клюва — треск! Взрыв колючего огня — стр-р-р! И вот уже плещется трескучее электрическое пламя, и, словно крыло птицы, протягивается от Багратиона тень, протягивается на пол, на стены цеха — трепещущее крыло большой странной птицы. Трансформатор гудит, дым сгорающей электродной обмазки окутывает Багратионову голову в черной треуголке.
— А блоху, Багратион Петрович, смогли бы подковать?
— Хм, блоху… — усмехнулся сварщик, затаптывая каблуком сапога окурок. — Блоха — это, как бы тебе сказать… символ. Это — придумано. А вот что-нибудь на таком же уровне — пожалуйста!
Этот разговор с Багратионом снова заставил Андрюху крепко задуматься. Ведь по сути сварщик — это славная «старая гвардия», которая столько сделала, столько вынесла на своих плечах, что и подумать страшно. Да и сегодня они еще гвардия, на таких вот Багратионах и держится все. Но, пожалуй, только сегодня. Не завтра. Поставь Багратиона наладчиком на большую автоматическую линию — ничего не выйдет, несмотря на золотые руки. Потому что понадобятся расчеты, знания высшей математики, электроники, программирования… То есть, надо, видимо, навсегда расстаться с представлением, что рабочий — это только умелые руки. Расстаться…
После памятного разговора с Геной-солдатиком Андрюха все чаще стал думать о своей будущей работе. Ведь не заметишь, как пролетит время, и его, Андрюху, направят на завод уже как инженера. И ему придется иметь дело с рабочими, долго иметь с ними дело. Даже когда кончится двадцатый век и начнется двадцать первый. Так на кого же он, Андрюха, должен ориентироваться, на кого будет потом опираться в своей работе?.. Не на Багратиона — это ясно. И тем более не на Пашку, не на Сеню. Отпадает и Панкратов. Остается Гена-солдатик…
Но ведь Гена уйдет в отдел. Уйдет, как только получит диплом, Багратион тут прав. И все-таки… И все-таки именно они, парни, прошедшие армию, а теперь стоящие у станка, студенты-вечерники, наверное, и составят «новую гвардию». У них чертовски хорошая закалка, у них отличное равновесие между теорией и практикой. Да, пока они уходят, пополняют, так сказать, ряды ученых, инженеров, но ведь на смену им приходят другие такие же «солдатики». Багратион не принимает их за рабочих, не видит в них новой гвардии именно из-за их текучести: одни уходят «в верха», другие приходят «снизу». Но тут, наверное, надо заглядывать в завтра. А завтра типичным явлением станут автоматические линии, автоматические участки и даже цехи. Тогда Гена уже не уйдет из цеха, он сам говорил, что хотел бы работать на большой автоматической линии.
Так что же, выходит — Гена?
Глава восьмая
Геннадий
Пошла вторая половина месяца, и в кладовые, а значит, и на участки сборочного цеха хлынули недостающие детали.
Лицо мастера сделалось более озабоченным, он стал поторапливать: поживее, товарищи, поживее, кончайте с узлами, пошевеливайтесь.
Андрюха с Геной-солдатиком присверливали крышки к чугунному корпусу головки: Геннадий размечал, Андрюха сверлил. Геннадий смачивал тот фланец корпуса, где нужно провести разметку, раствором медного купороса, и поверхность фланца на глазах краснела, покрывалась тонким слоем меди.
«То есть, железо вытесняет медь из купороса, — вспоминал Андрюха опыты, что ставили на первом курсе, — и медь эта выделяется в чистом виде…»
А Геннадий уже накладывает крышку на омедненный фланец, берет чертилку — этакий стальной карандаш — и обчерчивает ею, обводит все отверстия у крышки. Убирает крышку, и на мягкой меди остается рисунок крышки, копия. Теперь Геннадий берет кернер, ставит его острым кончиком прямо в центр одного из кружочков, бьет по кернеру молотком, и в центре кружочка образуется лунка, керн.
— Сверли, — бросает Геннадий, а сам снова откупоривает бутылку с зеленым купоросом, опрокидывает ее, смачивает ватный тампон, натирает им другой фланец, и тот покрывается красной медью. Быстро у Геннадия получается и точно. Никакой суеты: крышка, чертилка, кернер, молоток — бам! — готово. Пальцы у Геннадия тонкие, сильные, они как по клавишам — по инструменту, выбирая нужный; глаза же и левая рука в это время заняты крышкой, чтобы она не съехала с фланца, чтобы разметка получалась высший класс.