— Чтоб тебя!.. — Андрюха оглянулся, ища глазами графин с водой.
Но воду в стакане специально для Самусенко уже нес предусмотрительный Петро. Он молча подал Андрюхе стакан, а сам стал причесываться перед зеркалом.
Андрюха выплеснул ледяную воду прямо в сонную физиономию.
— А-а! — тянул Самусенко, вытирая лицо. — Ну, выручил Андрюха, ну, спасибо, проспал бы я все царствие… — и вдруг вскочил на ноги и, подражая голосу преподавателя философии, загремел: — Разве это студенты!.. Это не студенты, это сплошь митрофанушки! Они не могут даже объяснить, какая разница между пространством и временем!..
Обстоятельный Петро уже кипятил на плитке чай, Владька с хрустом резал ножом засохший батон; Игнат, найдя свое полотенце за шкафом, побежал умываться. Андрюха обеспокоенно листал учебник, отыскивая подзаголовок: «Пространство и время».
Глава вторая
Экзамен
В коридоре, перед экзаменационной аудиторией толпился народ. Стоят группками, сидят на притащенных откуда-то табуретках, читают, галдят; на подоконниках конспекты, сумочки, бутерброды в бумаге, на двери приколот листок, где против фамилий вкривь и вкось поставлены отметки.
— Ну, как он принимает?
— Да уже одна «пара» есть…
— А в триста четырнадцатой, говорят, семерых пнул.
— Оз-зверел мужик!..
— Кошмар.
— Я даже не сомневаюсь, что завалю.
И тут же рассказы о том, как учил, да недоучил, как лег спать — вроде бы все знал, а утром проснулся — хоть убей, ничего не могу вспомнить…
— Эй, у кого есть последняя лекция? Дайте хоть взглянуть, я не был…
— Братцы, кто мне толком скажет, что такое пространство?
— Сущность и явление, сущность и явление, — бормочет высокая блондинка с испуганными глазами, курсируя взад-вперед с конспектом в руке. — Всякая сущность является, а всякое явление существенно…
— Скажи, — басом вопрошает огромный Сысоев у маленькой, «с рукавичку», девчонки, — что есть эк-зистен-циализм? — И пока та бойко тараторит, Сысоев обалдело глядит ей в рот.
И вдруг появляется отличник, ученый человек, «светило». Все — к нему с вопросами, с просьбами.
— Что вы, что вы! — кокетливо пугается «светило». — Я сам ни в зуб…
Ему, разумеется, не верят:
— Уж не прибеднялся бы!
— Кто-кто, а ты-то волокешь.
— Глухо! — трагически восклицает «светило», хотя знает курс как свои пять пальцев. Но так принято — во что бы то ни стало уверять товарищей, что «ни в зуб». Тем приятнее потом будет неожиданность — получил пятерку.
А тот, кому сейчас заходить, стоит у двери и, нагнувшись, смотрит в щелку. Он как бы уже заранее готовится, настраивается, привыкает к атмосфере экзаменационной аудитории.
— Кто отвечает? — спрашивают у него.
Чтобы не попало по лбу, в щель смотрящий вовремя отпрянул в сторону, и тотчас же в коридоре появился розовенький, распаренный, как из бани, Шушаков.
— Ну?
— Че попалось?
— Что поставил?
— Здорово гонял?
— Счастливчик!..
Теперь в обычае сдавшего экзамен — преувеличить страдания, через которые только что прошел.
— Четыре дополнительных подкинул, — вздыхает Шушаков. — Думал — крышка.
— Зава-ал! — ужасаются в толпе.
— Держите меня… — толстушка Ивкина, закатив глаза, как столб, валится на руки подружек, которые ее, как столб же, возвращают в вертикальное положение.
— Сущность является, явление существенно, — еще более остервенело шепчет блондинка.
Поотиравшись тут, в коридоре, послушав разговоры и таким образом немного пополнив свои знания, Андрюха решил: будь что будет! И вслед за Петром записался в очередь.
Когда сел за столик, указанный экзаменатором, и глянул на билет, то чуть не плюнул от досады. «Закон зловредности» сработал четко. «Основной вопрос философии» — было написано на узкой полоске бумаги после цифры один… Второй и третий вопросы попались так себе, но и над ними придется попотеть, а уж что говорить о первом…
Андрюха сжал кулаки, стараясь сосредоточиться, напрячь память, выжать из нее все, что когда-то схватил на лекциях, что вычитал за два дня из конспекта и учебников, ну, и то, что услышал сегодня в коридоре. А что не вспомнится, нужно додумать, сообразить, вот сейчас, вот здесь, за этот жалкий час, что отведен на подготовку.