— Вот когда он отплатил за отца, — тихо проговорил Яков, — вот ведь какой настырный.
Петр охнул и зашевелился.
— Очухался?! — удивленно воскликнул Яков, а Егор сердито сплюнул.
Стрельцов, морщась от боли, поднялся и вопросительно посмотрел на братьев.
— Пошто в меня-то пальнул? — с трудом выдохнул старший Лисин и потерял сознание.
Темно-серые глаза Петра удивленно уставились на Якова.
— Что он сказал?.. А!..
— Рехнулся от боли, вот и баит ерунду. — Яков вяло усмехнулся. — Пуля-то обранила зверя и Егора зацепила.
— Но?! — зажглись тревогой глаза Петра.
— Ничо, заживет.
Стонет, стонет берег моря от тяжких крутых волн осеннего шторма. Сильный северо-западный ветер гонит темные тучи. Яков с Петром кое-как принесли Егора в юрту. У Петра оказался вывих левой руки, и кровоточили глубокие царапины на плече. Нудно болит голова, и не отступает тупая боль во всем теле.
Егор то приходит в себя, то снова теряет сознание.
— Дядя Яша, ты дерни руку-то, может, кость станет на место, — просит Петр.
Лисину кое-как удалось вправить вывих. Он действовал самым простым поморским приемом: «Тяни, чтоб искры из глаз, а сустав найдет свое место».
Утром к лисинской юрте прибежал Мишка. На лай собак вышел Петр.
— Ты, дядя Петя, пошто здесь-то? — испуганно спросил Мишка, увидев забинтованную руку Петра.
— И не говори, паря, так случилось. А как там дед Куруткан?
— Всю ночь не спал. Чуть свет погнал искать тебя.
Из юрты выполз Яков.
— А-а, Мишка! Здоров, здоров!
Лисин тревожно посмотрел на бушующее море и сокрушенно покачал головой.
— Если седни не вывезем Егора, то хана ему.
— А чо с ним? — в темных, узких глазах бурята заметались растревоженные зайчики.
— Худо, паря, — Яков смахнул набежавшую слезу.
Петр ссутулился и шатко пошел к лодке.
Сквозь тучи едва заметной полоской проглядывается противоположный берег. Над морем кое-где белой сеткой падает снег. По-прежнему ревя дует северо-западный ветер и загоняет даже в бухту Аяя бугристые, крутые волны.
— Э-эх, черт!.. Надо же было так случиться, — Петр опустился на липкий снег.
— А чо, дядя Петя, случилось?
— Плохо дело, Миша… Хуже, паря, и не придумать… — Петр утер рукавом лицо и продолжал ломким глухим голосом: — Егор попал под медведя… Я выручал его… да допустил оплошину — пуля прошла по мякоти зверя и ранила мужика.
— Ой-ей-ей! Вот беда дык беда!.. А он где?
— В юрте лежит.
— Надо скорей в больницу! — Мишка глянул на бушующее море. — Чо же я говорю-то!.. Куды же угребешься в такой встречный ветер, — поправил он себя.
Угрюмо сидят друзья. Молча перебирают свои невеселые мысли. Потом, словно очнувшись от тяжелого сна, Петр потряс чубастой головой и разгладил широкой ладонью печальное лицо.
— Э-эх, дьявол, как не повезло!.. Ладно, Миха, оханьем делу не поможешь. Сегодня ветер не утихнет, пойдем приберем мясо.
— А чье ж мясо-то?
— Сохатого я завалил, пудов на восемнадцать.
— Охо! Вот это зверюга!
— Деда Куруткана мясом обеспечим. Только надо прибрать, не то воронье да росомахи все до кусочка растащут.
— Вы куды, ребята? — вдогонку им крикнул Яков.
— Сходим по делу, дядя Яша.
— А-а… А долго проходите?
— Да нет, к обеду возвернемся.
— Но, но, идите. Все равно ветер не стихнет. Разве к ночи угомонится.
Когда Петр с Мишкой скрылись за деревьями, Яков еще долго стоял и слушал, как под ногами охотников шуршат снег и листья, как потрескивают хрупкие сухие сучья. И, когда совсем затихли шаги, поспешно заткнул за пояс топор, схватил с дерева ружье и пустился вслед за ними.
Когда ночью Яков подавал брату пить, тот снова и снова повторял одно и то же: «Пошто Петька сгубил меня?»
Вот и пришла на ум догадка: «Петька и действительно, мстя за отца, стрельнул сначала в зверя, а потом, будто невзначай, хлопнул брата… А теперь, чтоб замести следы, уговорил Мишку спрятать тушу медведя. Недаром он узел Мишку на берег, и там они о чем-то долго шептались. А тот бурятенок любит Петьку и из-за него на все готов. Надо выследить и упредить их», — решил Яков и пошел вслед за охотниками.
На свежем снегу следы людей сверкали новеньким литым серебром. Яков осторожно крался следом, а у самого в сердце разгорался злой огонек мести. Он вспомнил, как прошедшим летом он рыбачил в бригаде Петра Стрельцова в Сосновке. Как произошел скандал из-за бочки с омулями, которую он хотел через Степку Аверина продать на «Ангару». Как ему помешал тунгусенок Вовка Тулбуконов. Вспомнил, как бешено ругался Петька и подкосил к его носу свои пудовые кулаки. А потом выгнал его из бригады… Тогда председатель колхоза не ругал, не совестил его, даже сочувственно покачал головой и сказал: «Ошибся мужик». Это было хуже всякой самой грязной ругани. А потом… каково было смотреть на своих колхозников! Каково было сносить насмешки молодятника!.. Эти сопляки давно ли ползали под порогом, а бывало, как увидят его, так и заводят свою сволочную частушку. Яков вспомнил даже слова той запевки: