— К нам идет! — прошептал Петр и облизнул потрескавшиеся губы. Из густого тумана выплыл образ Веры с маленьким сыном. Оба радостно смеются и тянутся к нему. Петр подался вперед. «Ох, дорогуши мои!» — беззвучно прошептал он, и они исчезли снова.
— Чо сказал, Петя? — Мишка наклонился к Стрельцову.
— Веру видел, с сынишкой разговаривал.
— А-а… значит, будем жить.
— А ты думал?..
Мишка покачал головой.
Катер затих.
— «Болиндер» без меня барахлит. Идиоты, не могут вовремя досмотреть, — ворчит Иван.
— Неужели ушел? — тревожно спросил Мишка.
— Нет. Мотор куражится, без меня не хочет робить.
— А-а, — Мишка облегченно вздохнул и облизнул окровавленные губы.
Откуда-то, будто из-под воды, донесся глухой, тихий «тук», потом погромче, погромче и весело, бодро: тук-тук-тук.
— Идет! — шепотом, словно боясь спугнуть, прошептал Иван.
С катера заметили телогрейку Петра и направились прямо на черновину.
Через несколько минут «Красный помор» с хрустом врезался в дряблый, податливый лед и заглушил мотор.
По неровной поверхности небольшого ледяного поля три человека, падая и снова поднимаясь, тянут груженые сани.
На босых ногах у них болтаются обрывки окровавленных тряпок.
Кто-то охнул и с болью в голосе сердито крикнул:
— Сани-то!.. Сани-то бросьте! — А затем добродушно, с горделивыми нотками добавил: — Че-ерти… Сибирь настырная.