— Кто завьется, — предупреждала начальница, — того классная наставница поведет в уборную и головой под кран.
Все завились. Не вести же всех! И классные наставницы делают вид, что ничего не замечают.
У семиклассниц, хозяек бала, распорядительский значок — на левом плече бабочка из цветного шелка. Они суетятся, то и дело пробегают по лестнице.
В киосках продают конфетти, серпантин, лимонад и пирожные. Ну и киоски! Беседка из роз, гриб-мухомор, избушка на курьих ножках.
Но что лучше всего — это освещение в коридорах. Нижний коридор — весь голубой, второй коридор — весь розовый, а верхний, на третьем этаже, который примыкает к залу, — весь оранжевый.
Ева с Ниной Куликовой бегают по лестнице из одного коридора в другой и не могут решить, который самый лучший.
— Пожалуй, оранжевый на третьем этаже. Он самый веселый, — решает Ева. — Пойдем в оранжевый.
— Ева, — говорит Нина, — смотри, какой у Козловой бант на голове огромный. Сама маленькая, а бант огромный. А Надя-то Смагина. Черные шелковые чулки на ней и лакированные туфли. Ева, как красиво! И веер из белых перьев. Машет веером.
— Я не люблю перьев, — говорит Ева.
— А вон Симониха и Талька Бой. Боже мой! В старых формочках пришли. Сзади лоснится и на локтях лоснится. Взгляни на меня, Ева, у меня завивка не разошлась?
Нина наскучила Еве.
— И завивка у тебя разошлась, и красная ты как рак, — сказала Ева.
Нина замолчала.
Коли Горчанинова нет ни в одном коридоре. Наверное, он долго одевается. И придет последним — смеется про себя Ева.
И вот грянули медные трубы. Вальс. Все ринулись из коридора в зал.
Огромный зал ярко освещен люстрами. Пестрые флажки протянуты с одного конца зала до другого. На увитой зеленью эстраде — оркестр.
Еву прижали в дверях, оторвали от Нины, оттиснули в сторону.
Дирижером танцев семиклассницы выбрали долговязого Котельникова. Окружили гурьбой и прикололи голубой бант к серой блузе.
Стрелой через весь зал пробежал долговязый дирижер. Скользит по паркету, легкий как ветер, и на груди у него развеваются голубые ленты. Котельников выхватил из толпы Надю Смагину и закружил.
У Нади Смагиной отец заводчик, потому Надя Смагина всегда одета лучше всех. А какая она хорошенькая! Волосы светлые, вьющиеся. Глаза синие-синие, ресницы черные, длинные, носик прямой, рот маленький. Вот только ноги у нее с кривизной. Но Ева следит за ней с восхищением. Ах, конечно, во сто раз лучше быть такой, как Надя, и на кривых ногах, чем на прямых ногах и рыжей уродиной.
Уже не одна пара, а много пар вертится в вальсе, и все мимо Евы. Только ветром ее обдают. От ветра зареяли под потолком пестрые флажки. Вдруг бомба взлетела к потолку, разорвалась с треском, и дождем посыпались из бомбы разноцветные конфетти на головы и плечи танцующих. Со всех концов зала на середину кидают серпантин — цветные бумажные ленты развеваются и опутывают всех. Чудесный бал!
Ева еле удерживается, чтобы не кружиться, не прыгать и не визжать от восторга. Ей хочется, чтобы в лицо хлестало конфетти, чтобы длинные ленты серпантина опутали ее с головы до ног. Но где же Коля Горчанинов? Он должен прийти, он знает, что она здесь. И если не придет, значит, ни капельки ее не любит.
Мимо Евы проносится Нина Куликова. Нину кружит толстый кондитер Вольф.
Волосы у Нины совсем развились, но скуластое лицо сияет.
— Нина, Нина! — кричит ей Ева и кивает головой. Но Нина не слышит.
Зал полон. После вальса танцуют падепатинер, потом помпадур, потом падекатр. Все девочки танцуют. Одна Ева не танцует. Никто не приглашает Еву Кюн.
«Со мной не хотят танцевать, я рыжая», — думает Ева.
И пусть! Ева будет танцевать с тем, кто ей милее всех. Уж он, наверное, пригласит Еву.
Когда снова грянул вальс, в толпу протиснулся, обмахиваясь платком, дирижер Котельников. Огляделся вокруг и вдруг направился прямо к Еве.
— Вы танцуете?
— Да.
— Позвольте пригласить вас на вальс.
Ева обомлела.
«Господи, — думает Ева, — как удивительно. И что ему вздумалось вдруг подойти и пригласить меня? — Ева встрепенулась от радости. — Наконец-то, наконец я хоть немножко потанцую».
Оркестр играет самый лучший вальс «Осенний сон».
— Давайте не так быстро, — просит Ева.
— Хорошо, — говорит Котельников, — мне тоже нравится не так быстро. А совсем медленно вы умеете?