— Так я говорю? — спросил бы капитан Рыбаков.
Все. Началась жара. Ночью в каюте 29°. Спал, направив струю вентилятора себе в лицо. Как отвернешься, так просыпаешься. Под утро стало 30°.
За завтраком, когда я начал было жаловаться, Виктор Дмитриевич тут же перебил меня вопросом:
— А каково, думаете, на дизельных лодках в тропиках? Не знаете? А пятьдесят пять в аккумуляторном отсеке не хотите?
Не успел я ответить, хочу я этого или не хочу, как Эдуард Александрович вспомнил, что на рыболовных траулерах, которые изготовляют на экваторе муку, еще хуже, потому что примешивается страшная вонь. Станиславу Дмитриевичу тоже захотелось принять участие в утешениях, и он сказал, что если представить себе службу танкиста в Средней Азии, то там наверняка… Одним словом, они между собой пришли к выводу, что меня убедили и наши бытовые условия еще далеки от того, чтобы на них так энергично жаловаться.
— Ну, а все-таки почему не работает кондишн? — спросил я.
Станислав Дмитриевич сменил выражение лица.
— Трубки у холодильников летят. От вибрации, — сказал он.
Подошел док и говорит:
— Вот отгадай: жара, а зуб на зуб не попадает. Что это?
— Моя каюта, — сказал я.
— А вот тебе… фиг, — сказал доктор. — Моя.
Тропик мы пересекаем за час, если не за полчаса, до входа в Гавану. Если бы его обозначить какой-то линией — скажем, линией буев, — ее в бинокль было бы с кубинского берега видно.
С пересечением тропика, по существующему в нашем торговом флоте положению, связано одно обстоятельство. Трудности службы в жарком климате компенсируются моряку двумястами граммов сухого вина в сутки. Отсчет идет с момента, когда нос судна пересек воображаемый пунктир. Добавочное условие лишь одно. Чтобы выдача вина являлась законной, температура окружающего воздуха должна быть не менее 28°. Однако нарисуем себе такую картинку: судно приходит из плавания, и артельщик сдает обратно на склад несколько ящиков вина. Объясняет артельщик свои действия тем, что в тропиках на этот раз оказалось прохладно. Нетрудно представить себе ту веселость, которая охватит при подобном сообщении кладовщиков. «А вы в каких тропиках-то были? Вы, наверное, не в те ходили?» — и тому подобное.
Но наши предположения фантастичны. Нет такого судна и нет такого артельщика. И нет такого капитана, который удивился бы скачку температуры, зафиксированному в судовом журнале при пересечении тропика. Потому что сами посудите — часто ли служебные обстоятельства не то что разрешают, а даже предписывают выпить стакан вина, и сделать это не только можно, но даже надлежит совершенно открыто, гляди на тебя хоть сам первый помощник. А тут, видите ли, из-за какой-то ерунды, вроде недостачи градуса в воздухе, этой возможности можно лишиться. Справедливо сие? Ну, по совести-то? Небось когда станет сорок в тени, так двух стаканов все равно не выдадут? Двух, впрочем, никто и не требует, а уж один — отдайте. Законный. Тропический.
И поэтому нет такого судна, утверждаем мы, и даже быть в принципе не может, которое, добравшись до тропиков, вдруг обнаружило бы, что температура атмосферного воздуха упала ниже двадцати восьми. Вечное лето — оно и есть вечное. Читайте учебники географии. А не верите — сплавайте сами.
Мы входим в Гавану. Вот он, знаменитый карибский город, — пальмовый, столично-дворцово-оперный и в то же время светло-небоскребный. Нам с тридцатиметровой высоты мостика нашего грузового дредноута видна вся Гавана — с ее конной бронзой, колониальным ампиром, католической помпезностью, своими Черемушками и Купчином. Гавана плывет на нас. Я встал поодаль от наших моряков, потому что они тут сто раз бывали и сейчас своими репликами завсегдатаев затопчут мое первое впечатление. Не дам.
Я так засмотрелся на город, что даже не заметил, как сменился цвет воды. Ушла океанская голубизна, мы входим во внутреннюю акваторию порта. Пахнуло остатками бананов, запахом изнемогающего под солнцем человеческого жилья, густым наваром стоячей в изнеможении, но пронизанной жизнью воды. Черные люди на набережной махали нам руками. «Голубкина» подумала-подумала и вдруг дала страшный гудок. Город вздрогнул. Фигурки на набережных подбросило от восторга.
«Голубкина» привезла этим рейсом на Кубу:
327 контейнеров,
27 МАЗов,
18 КРАЗов,