— Меня зовут Лили, — сказала она и протянула Людвику руку. — Можешь иногда по вечерам заходить ко мне… если я буду дома…
— Я работаю сверхурочно. Прихожу поздно…
Она снова рассмеялась.
— И у меня тоже сверхурочная работа. Возвращаюсь ночью. Даже в воскресенье, как сегодня…
— А чем вы занимаетесь? — заинтересовался Людвик.
— Всем, что нужно. Я и воспитательница, и санитарка, и собеседница, а то и сестра милосердия. Могу быть всем, кем захотят меня видеть…
— И это все за деньги?
— Просто так даже кура лапой не двинет, — как-то неприятно засмеялась она. — А я довольно дорогая помощница…
Коцианова подошла к низенькой полочке, взяла уже початую бутылку ликера и разлила по рюмкам. Потом села напротив Людвика. Расстегнутая блузка распахнулась так, что открылись округлые полные груди. Она и не пыталась их закрыть, явно проверяя, какое впечатление это произведет на соседа. Людвик невольно опустил глаза, его так и тянуло взглянуть на ее грудь.
Она заметила его смущение, но вместо того, чтобы застегнуть пуговки, обеими руками еще шире распахнула блузку, совсем оголив свое пышное богатство.
— Ведь правда, у меня красивая грудь, а? Такой ты в жизни не видел. Это, пожалуй, самое красивое, что есть у меня. Любой мужчина с ума сойдет…
Людвик оторопело молчал.
— Ты знай это, дорогой, — продолжала она совершенно трезвым и серьезным голосом. — И не думай, что я какая-нибудь потаскуха. Мужчин я выбираю по своему вкусу. И если с кем-нибудь из них вступаю в отношения, так уж знаю, почему это делаю…
Лили заставила Людвика отпить ликеру.
— А если говорить о нас с тобой, — продолжала она, — так ты, как мужчина, меня не волнуешь. С тобой можно просто так посидеть, поболтать. Но кто меня волнует, так это твой сосед, твой друг. Он и впрямь парень что надо, на расстоянии меня притягивает. Это мой тип, хотя глаза у него какие-то невменяемые. С ним я без всяких раздумий легла бы в постель, хоть сейчас.
— Он в скором времени думает жениться…
— Ты думаешь, это для меня помеха? — хрипло рассмеялась она и закашлялась. — И вообще, кому это может помешать? Мне — нет, я за него замуж не собираюсь… Я тебе только говорю, что с удовольствием провела бы с ним ночь.
— Я непременно передам ему, — сказал Людвик и поднялся, чтобы уйти.
— Ты уже уходишь? — удивилась она. — Даже не допил ликер?
— Мне рано вставать, — оправдывался он.
— Как хочешь. Задерживать не буду, — распрощалась она, не вставая с кресла. — Не забудь передать привет своему другу…
Людвик лег спать, и тут же перед ним возникла расстегнутая блузка и обнаженные, мраморно-белые груди с розовыми сосками, и он услышал хрипло-вкрадчивый голос Лили: «Ведь правда, у меня красивая грудь, а? Такой ты в жизни не видел…»
Невольно он вспомнил о Маше, о том, что еще вчера они могли бы поехать в Сенограбы, а там они насладились бы любовью либо на лоне природы, либо в гостинице. Маша не стала бы ломаться и не заставила бы себя просить… Маша ни в чем не отказала бы ему.
И еще перед глазами появилась темноволосая девушка, с которой он сегодня познакомился в поезде; он ясно увидел ее миловидное смуглое лицо с голубыми глазами, вспомнил, как стояли они в тесном вагоне, почти касаясь друг друга, припомнил и тот откровенный разговор обо всем и ни о чем, когда они почувствовали взаимное влечение… Из всех женщин, с которыми Людвик познакомился в последнее время, именно эта была самой интересной, самой волнующей, ибо таила в себе что-то непонятное и многообещающее…
Через три дня вернулся Эда.
Когда Людвик после работы пришел домой, в их комнате на стуле лежала Эдина дорожная сумка и разные мелкие вещички, свидетельствовавшие о его появлении. Но самого Эды дома не оказалось. Вероятно, он ушел в пивную либо сидел в своем любимом баре «Денница».
Они увиделись лишь за завтраком. Эда держался так, будто они расстались только вчера. Он с аппетитом поедал хлеб с салом и делал вид, что все в полном порядке.
— Что-нибудь случилось, что тебя так долго не было? — полюбопытствовал Людвик.
— Что может случиться? — удивился Эда. — Ничего особенного. Немножко приболел. У меня даже справка есть от врача. Всякое может случиться с человеком.
— Как это… приболел? — не понимал Людвик. — В воскресенье мы встретились на стадионе, и ты был здоров…
— Знаешь, ты похуже ревизора. Разве я не мог заболеть вечером? Именно вечером и начался страшный шум в голове… потом рвота. Оттого я и не попал на поезд…