Растроганная хозяйка преподнесла инженеру красную герань в горшочке, потом один за другим к нему подходили гости, пожимали руку и выражали всевозможные пожелания. Дарили в основном бутылки или какую-нибудь мелочь, барышня Коцианова безо всяких церемоний поцеловала его в толстые губы. И Эда, к удивлению Людвика, преподнес Дашеку бутылку, завернутую в тонкую бумагу; сделал он это торжественно и при этом произнес:
— Это вам от нас обоих!
За столом было тесно; Людвик устроился рядом с Эдой, но тот не выдержал долгого сидения на одном месте, поднялся из-за стола, походил по комнате и стал, прислонившись к шкафу.
Выпили по рюмочке домашней сливовицы, закусили копченым салом с перцем, но вместо того, чтобы прийти в бодрое и веселое расположение духа, опять скисли, хотя на столе стояло много самых разных бутылок.
Инженер радушно потчевал гостей, открывал бутылку за бутылкой, чтобы каждый наливал себе то, что ему по вкусу, но пить никому не хотелось. Только Эда не отказывался, он опрокинул уже третью рюмку хмельного; Людвик даже испугался, как бы Эда не запьянел.
Но ничего такого не произошло. Гости сидели молча, словно воды в рот набрав, и позевывали. Тягостная тишина охватила всех, разве что барышня Коцианова изредка хрипло посмеивалась. Хозяйка быстро и незаметно удалилась, чтобы своим видом не омрачать и без того тоскливого настроения собравшихся.
Один лишь Дашек был всем доволен, он удобно развалился в кресле, заполнив все его сиденье, он твердил, что рад тому, что пришли все и этим доставили ему огромное удовольствие, ведь он отмечает свой день рождения в кругу друзей, а сегодня очень важно, чтобы человек не чувствовал себя одиноким.
Между тем Эда уже беседовал с барышней Коциановой — они сидели на диванчике, куда свет почти, не падал. Несомненно, барышня Коцианова воспользовалась моментом, чтобы расставить свои сети.
Но их беседу прервал пан Пенка, благообразный и солидный банковский служащий; он остановился перед ними и вызывающе обратился к барышне Коциановой:
— Несомненно, вам, мадам, уже говорили, что у вас обольстительные ноги.
Она рассеянно улыбнулась и самоуверенно ответила:
— И не только ноги, пан Пенка, но и кое-что еще…
В гостях у Дашека был Ремеш с женой, тот самый, что снимал комнату с отдельным входом, куда привез из провинции свою жену с завитыми кудрями, чтобы не скучать, чтобы она его вечерами ждала. И именно этому так завидовал Эда.
Были тут и те картежники, что заходили к пану инженеру скоротать ночь за игрой. И один из них робко предложил:
— А не сгонять ли нам партийку?
Но инженер Дашек отклонил это предложение, которое, возможно, внесло бы немного оживления в унылый вечер, он сказал, что этого делать не следует, потому что все гости одновременно не могут заняться игрой. Он всячески веселил своих друзей вульгарными анекдотами, но гости лишь вежливо улыбались и почти не слушали, потому что давно их знали.
Потом Ремеш вдруг вспомнил, что Эда бывший боксер, он сообщил это гостям, й взоры всех обратились на него.
— Расскажи-ка нам, как ты боксировал с Некольным, — попросили его.
Такая просьба застала Эду врасплох. Во-первых, он не любил об этом говорить; во-вторых, заниматься воспоминаниями сейчас у него охоты не было, ибо это отвлекало его от общения с барышней Коциановой.
— Были и другие, которые мне давали по мозгам. Оттого они у меня до сих пор не на месте…
— Правда, говорят, что в азарте боксеры могут и убить? — не унимались гости.
— Еще бы! — с неохотой ответил Эда. — Такие случаи бывали. Да вот совсем недавно на Зимнем стадионе один калмык боковым ударом сломал немцу челюсть, да так, что та въехала в висок. Через три дня немец дал дуба.
— А что бывает с тем боксером, который убил или изуродовал своего соперника? — поинтересовались гости.
— Что может быть? — переспросил Эда. — Если он не нанесет удара, то получит его сам. Если ты не нокаутируешь противника, он нокаутирует тебя…
Однако и этот разговор не изменил общей настроенности вечера. Зато внимание всех теперь сосредоточилось на Эде.
И Эда, как ни странно, то ли под действием выпитого, то ли оттого, что взоры всех обратились к нему, неожиданно разговорился. Возможно, это произошло и потому, что он хотел произвести впечатление на барышню Коцианову.
— Как-то один парень из Пардубиц так впаял мне в лоб, у меня аж искры из глаз посыпались, и я чуть не оказался в нокауте. А он все колотил меня, словно спятил. Тогда уж и я рассвирепел и вмазал ему в лоб, причем старался бить в одно место. Но он вроде бы и не чувствовал ничего, наскакивал на меня и норовил ударить в затылок. Потом мне удалось крепко дать ему по носу… и он уже не встал.