— Какой вы хороший… — озарила она его растроганным взглядом печальных глаз.
Покопавшись в сумочке, она, к удивлению Людвика, достала коробку сигарет и нервно закурила.
— Вы сказали, что не курите.
— Это было вчера. А сегодня мне хочется курить. Отметить нашу встречу.
Она жадно затягивалась, как заядлая курильщица, которой долго не давали курить.
Людвик молча смотрел на нее. Он думал, что Индра совсем не похожа на провинциалку, уже давно приспособилась к жизни большого города, в то время как сам он все еще недотепа, деревенщина и просто не подходит ей. Да разве смеет он добиваться ее расположения!
К счастью, она не заметила его сомнений, она курила и от дыма щурила глаза; казалось, что она женщина с опытом, знающая о жизни многое.
— Может, пойдем в кино? — спросила она, загасив сигарету.
Оба чувствовали себя неловко, не знали, о чем говорить, и ее предложение показалось ему прекрасным выходом из трудного положения. Она выбрала фильм с интригующим названием — «Девственность». В кассе им продали последние билеты.
Свет в зале погас, на экране сменялись кадры, повествующие о трогательной несчастной любви молоденькой судомойки и чахоточного журналиста. Они были бедны, и, чтобы получить деньги на лечение любимого человека, после длительных и мучительных колебаний девушка решила пойти на содержание к престарелому советнику. Но между тем здоровье журналиста все ухудшается, он умирает, и умирает чистая любовь, дождь, как слезы, капает на крыши старых пражских домов…
Когда они вышли из кинотеатра, Людвик заметил, что его спутница осторожно вытирает платочком заплаканные глаза. Девушка была взволнована, не могла ни о чем говорить. Он не нарушал этого ее состояния, и они шли куда глаза глядят.
Незаметно он взял ее под руку. Они шагали медленно, совсем рядом, изредка останавливаясь перед освещенными витринами и без всякого интереса осматривая выставленные товары. Он не видел ее лица, его закрывали широкие поля шляпы, но понял, что она уже успокоилась.
— Простите, — виновато сказала она. — Мне не хочется говорить.
— Ну что ж, помолчим вместе, — ответил он тихо.
Людвика охватило новое, никогда ранее не испытанное чувство. Он был не один, они шли вдвоем, и ему нисколько не мешало, что спутница его молчит, что она до сих пор переживает волнующую историю чужой любви. Он тоже ощущал волнение, но не от фильма, а оттого, что рядом о ним идет такая привлекательная, элегантная девушка. Многие ему позавидовали бы.
Теперь он видел все вокруг в ином свете, смотрел на мир другими глазами. Ему хотелось, чтобы улицы были бесконечно длинными и тесными, чтобы они шли долго, тесно прижавшись друг к другу. Сам себе он представлялся героем фильма, который в конце концов нашел свою любовь и должен безотлагательно принять решение.
— Мне хочется есть и пить, — сказала вдруг Индра, и это прозвучало просто и естественно.
Они остановились возле кафе-автомата, в такое время почти пустого.
Они зашли. Это было кафе без официантов, без обслуживания. Достаточно опустить несколько крон в автомат с бутербродами, как в застекленной витрине поворачивалось какое-то хитрое устройство и выдавало на салфеточке нечто удивительно вкусное. Они взяли по три бутерброда и с жадностью накинулись на них. Когда все было съедено, они рассмеялись и признались друг другу, что были страшно голодны.
Тут они заметили другой автомат, с помощью которого можно было получить стакан вина. Они решили попробовать малагу. Автомат выдал им точно отмеренную порцию коричневатого напитка, который, судя по вкусу, был разбавлен водой, но это их не огорчило, потому что после бутербродов страшно хотелось пить. На три бутерброда — три порции малаги. Последний, третий стаканчик они пили за счастливый случай, который свел их, и за все то хорошее, что ждет впереди.
Тем временем в кафе гурьбой ввалились подростки — парнишки и девочки. Они шумели, галдели, смеялись, вталкивая монеты в автомат с вином.
Людвик и Индра вышли на улицу и смешались с прохожими; машинально взялись за руки, и это показалось им вполне естественным. Индра повеселела.
Она рассказала, как приехала два года назад в Прагу, как получила место в юридической конторе; дома у нее не было никаких перспектив, разве что работать в конторе фарфорового завода, а затем выйти замуж, рожать детей, разводить кроликов, сажать капусту — все, что делали ее школьные подружки, мечтавшие поскорее обзавестись мужем и хозяйством. У нее были свои представления о будущем. Она мечтала обосноваться в большом городе, узнать новую жизнь, ходить в театры и на концерты — словом, вести культурный образ жизни. А что дома? Кинотеатр, где несколько раз за сеанс рвалась пленка. Но и сейчас она не может сказать, что всем довольна. Жизнь в большом городе имеет свои светлые и теневые стороны, причем теневые преобладают, зачастую не знаешь, как выбраться на свет. В подробности она вдаваться не стала, и даже когда Людвик спросил ее о «тенях», она в ответ лишь улыбнулась и свела к тому, что это, скорее, ее ошибка, она приехала сюда наивная и доверчивая, ожидала слишком многого, но потом многое поняла и начала приспосабливаться. Но к чему она начала приспосабливаться, она тоже не сказала. Правда, как-то вскользь обронила, что серьезно подумывала вернуться домой, но пока не может решиться, потому что ничего не привыкла делать сгоряча.