Индра загасила в пепельнице недокуренную сигарету, явно намереваясь уйти вместе с ним.
Людвик видел все как сквозь туман, размазанным: морщинистое лицо дяди, подбородком упирающееся в белый воротничок, казалось еще более морщинистым, светлая Дашина головка на фоне потертой обивки странно кивала в знак согласия, а удивленные светло-голубые глаза Индры укоряюще следили за ним. И музыка теперь звучала глухо, словно на зал набросили толстое грубошерстное одеяло, оно все заглушало, отодвигало на задний план неутомимые пары, тихо плывущие на фоне широкого темного окна, которое, казалось, было открыто настежь, и танцующие возносились над Вацлавской площадью, над головами прогуливающихся прохожих.
— Я всегда предполагал, что у тебя деревенская косточка, как у твоего деда, — зашипел дядя. — Но оказывается, ты просто слабак, дерьмо, самое обыкновенное дерьмо…
На лестнице Людвик заметил, что идет один, без Индры.
Он вернулся в кафе и увидел Индру — гардеробщик подавал ей шляпу. Она не надела ее, а понесла в руке.
— Я рад, что вы меня не покинули, — с признательностью сказал Людвик, когда они вышли наконец на свежий воздух.
— Я и не думала, что вы такой… — Она оборвала фразу. — А ваш дядя просто прелесть…
Не имело смысла омрачать ее приятное впечатление. Они снова шли молча, то обгоняя, то пропуская прохожих, пока не свернули на боковую улочку. И опять будто случайно она коснулась его руки и сжала его холодные пальцы в своей ладони.
— Для меня так важен был сегодняшний вечер, — искренне признался Людвик, — и чуть все не лопнуло…
— Почему? — удивилась его спутница. — Это был вполне приятный вечер. Жаль только, что вы заупрямились и нам пришлось быстро уйти…
На мосту они остановились полюбоваться могучим силуэтом Градчан на фоне темного неба. В спокойных, черных водах реки, отражались огни, а по берегам возвышались темные силуэты домов и остроконечных башен.
— И все равно я рад, что могу жить в Праге, — взволнованно проговорил Людвик, — рад, что мы сейчас вместе.
Она прижалась к нему и положила голову на его плечо. И опять он почувствовал легкое головокружение, словно исполнилось все то, чего он давно ждал, словно все то, о чем он втайне мечтал, было теперь совсем близко. Он склонился над ней и поцеловал в губы. Поцелуй был легкий, несмелый — краткое прикосновение к губам. А она, видно, только того и ждала, чтобы он сделал этот первый шаг, чтобы потом ей целовать его, целовать без стеснения, не обращая внимания на проходящих мимо людей. И ветер с реки не мешал ей; он лишь тихонько развевал ее волосы.
Людвику казалось, что именно сейчас он открывает неведомые до сих пор красоты Праги.
8
Невозможно предвидеть, какие сюрпризы преподнесет человеку жизнь. То, чего меньше всего ожидаешь, что кажется невероятным, вдруг свершается. Как назло. Как издевка над ограниченными представлениями о жизни.
Людвик проводил Индру до ее дома. Они еще долго стояли на улице и целовались. Едва захлопнулась за ней дверь, как Людвик помчался к трамвайной остановке. Он надеялся, что дома будет один, Эда наверняка придет поздно, и он, Людвик, сможет помечтать и вспомнить все, чем был наполнен его сегодняшний день, особенно те приятные, незабываемые, неповторимые минуты, те прикосновения, поцелуи, слова, он будет восстанавливать в памяти все то, что так сблизило их.
Индра — замечательная девушка, и в этом не может быть сомнения, хотя он еще не очень хорошо знает ее; правда, она немного эксцентрична, иногда ее поведение трудно объяснить, возможно, она человек настроения, но какая женщина без капризов. Главное, из кафе она ушла вместе с ним, хотя и не знала, отчего Людвик так торопился. А потом поцелуи на мосту, над темной рекой с отражающимися в ней огнями, поцелуи, захватывающие дыхание, пьянящие, сулящие счастье.
Людвик уже из прихожей заметил под своей дверью тонкую полоску света. Значит, Эда был дома. Людвик быстро вошел в комнату, но увидел сидящую за столом постороннюю женщину, лицо которой показалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, где видел ее. Бледная блондинка с длинными волосами и испуганными светлыми глазами выглядела измученной, подавленной. Она сидела опершись локтями о стол, перед ней стояла открытая сумочка.
— Я жду Эду, — сказала она глухим сдавленным голосом. — Ваша хозяйка была настолько любезна, что пустила меня сюда…
Людвик глянул на часы: было без малого одиннадцать.
— Я не знаю, где Эда, — сказал он смущенно. — До обеда он спал, а куда ушел потом, не знаю…