Людвик весь дрожал как в лихорадке, сердце бешено колотилось, все смешалось в голове — и страх, и радость, и опасения за будущее. А Эда неудержимо смеялся, будто это вовсе и не они убегали от неотвратимой беды.
— Ты чего, спятил? — бросил раздраженно Людвик.
— Ну и ловко же мы улизнули! — гоготал Эда. — Прямо у них из-под носа…
От Национального театра к ним приближалась слабо освещенная машина. Из осторожности они спустились по ступенькам к реке и стояли там у самой воды. И вблизи казалось, что темное зеркало речной воды застыло в неподвижности.
— Пора расходиться, — сказал Эда уже серьезно. — В разные стороны.
— Пошли домой, на нашу квартиру, — уговаривал его Людвик. — Никто о тебе ничего не знает. Даже имени твоего не знают. Ты для них неизвестный преступник…
— Все равно они меня поймают, — прервал его Эда. — Рано или поздно прихлопнут. Пойдут по моему следу…
— Тогда уезжай из Праги, — посоветовал Людвик.
— Наверное, так и сделаю, — грустно согласился Эда. — Еще несколько дней пробуду здесь и… Не забудь передать Кларочке мои вещи. А если хочешь что-нибудь сделать для меня, то подыщи мне временное пристанище хотя бы на ночь. Но чтобы об этом никто не знал. Мне бы не хотелось подводить артиста, у которого я сейчас живу. Он сам, бедняга, считает дни и часы…
На этом они разошлись, разошлись в разные стороны. Они все более и более отдалялись друг от друга, затихал звук их шагов, потом и вовсе смолк.
И тут Людвиком овладело недоброе предчувствие, что он видит Эду в последний раз, что их пути безвозвратно разошлись.
Так как сотрудники проектного бюро и на следующий день оказались без работы, Людвик решился попросить начальника дозволить ему отлучиться на час по своим личным делам. Тот, как ни странно, выразил по этому поводу неудовольствие, помялся, сказав, что если он так будет всех отпускать, то у него разбежится все бюро. Но потом отпустил. Людвик отправился в кафе «У Тлапака», так как был уверен, что найдет там дядю. И не ошибся.
Дядя, как обычно, важно восседал в отдельном кабинете, на столе стояли недопитые рюмки коньяку, он, видно, проворачивал свои темные дела, заключал сделки.
Приход Людвика его не обрадовал, но тем не менее он предложил ему сесть и подождать минутку.
Минутка затянулась почти на час. Дядя договаривался со своим заказчиком, каким-то перекупщиком из деревни, по крайней мере он так выглядел, о купле-продаже товаров, которые тот должен был сейчас забрать на вокзале. Только они никак не могли договориться о том, какой товар заказчик возьмет, а какой нет, но дядя упорно стоял на своем: во имя доброго почина он обязан взять товар целиком.
— Нет, так не пойдет, — отчаянно защищался раскрасневшийся перекупщик и при этом нервно грыз ноготь на толстом указательном пальце. — Половина товара меня устраивает, а половина — «нагрузка», никто его не купит, только напрасно проваляется…
— Ну, вы и хитрец, — не уступал дядя. — Хотите слизнуть сливочки, а снятое лакать мне, хотя прекрасно знаете, что товар — высший сорт, такого теперь нигде не достанете…
Так они спорили, рядились и ни на чем сойтись не могли. Наконец заказчик понемногу стал уступать, он сказал, что из непродажного ассортимента возьмет небольшую часть, чтобы и дяде доставить удовольствие. Но дядя и тут уперся.
— А что мне с этим товаром прикажете делать? — ощетинился он. — Торговать тоже нужно уметь, чтобы вместе с необходимым и качественным товаром покупатели брали и то, что мы даем им «в нагрузку»…
В эти часы кафе пустовало, кое-где за чашечкой кофе сидели одинокие посетители, старший официант от нечего делать зевал у двери, ведущей в кухню.
Вдруг в дверях пустого зала появилась Маша и пружинистой походкой направилась в их сторону. Сначала Людвик смутился, а потом обрадовался ей. Собственно, у него не было причин избегать ее.
Она подсела к Людвику на диванчик, а те двое принялись играть в джокер.
— Я с репетиции, — объяснила Маша свое появление здесь. — Забежала выпить чашечку кофе. А вы?
Он неопределенно пожал плечами.
— Даша мне говорила, что вы тогда не смогли поехать с нами в Сенограбы, — щебетала она, — и что теперь у вас есть очень хорошенькая девушка…
Маша показалась Людвику оживленной, веселой, будто судьба преподносила ей одни лишь радости. Она расстегнула жакет, под ним виднелась цветастая блузка с глубоким вырезом. Длинные ногти ярко накрашены.