Мосты легко и плавно изгибались над рекой, особенно понравились ему мост Маргит и Цепной мост, под ними проплывали маленькие, точно игрушечные, пароходики. По реке пробегала рябь, вода искрилась в легком прибое, дома на набережной отражались в ней, казалось, они наклоняются, изменяют свою форму, разбегаются в стороны, и весь город, насколько хватал глаз, тоже как будто накренялся вперед и, колеблясь, уплывал в ослепительную даль, а потом возвращался, и удлиненные отражения башен, бульваров и парков задумчиво покачивались на глади реки.
«После обеда поднимаюсь на бельведер, сажусь там на скамейку и смотрю на Дунай», — как будто снова услышал он низкий голос тети Лауры, когда за обедом в «Матяш пинце» она рассказывала, как обычно проводит свой день, чтобы он не прошел напрасно.
Только теперь Бендл понял, почему тетя, не жалея сил, подымается наверх, опираясь на палку, и глядит оттуда на свой город и свою реку, которые стали ей так дороги, что без них, по ее словам, жизнь потеряла бы всякий смысл.
Анико стояла рядом, совсем близко от него, и мелодичным голосом рассказывала историю возникновения Будапешта.
— Судя но археологическим изысканиям, — немного торжественно, как опытный гид, декламировала она, — это один из старейших городов мира. Он возник почти две тысячи лет назад, когда римские легионеры добрались даже сюда, на место теперешнего Будапешта. В то время, в начале нашего летосчисления, здесь было заложено большое военное укрепление, а потом на запад от него разросся многолюдный город.
Он представил себе голую холмистую равнину вдоль реки и надвигающееся издали войско римлян, как они здесь, может быть, даже на том самом месте, где он стоит теперь с Анико, расположились лагерем. Сколько их погибло в пути, сколько утонуло во время переправы в половодье, сколько жизней стоила эта дальняя дорога! А на противоположном берегу, где сегодня раскинулся Пешт, постепенно начал расти большой город с шумными базарными площадями и тенистыми улочками…
Мимо них, громко разговаривая, к Королевскому дворцу прошла группа иностранных туристов, но Анико увлеченно продолжала свой рассказ.
— Буда и Пешт постепенно превратились в большие города, а в пятнадцатом веке они уже стали крупными и широко известными торговыми и экономическими центрами.
Между тем у самого горизонта небосвод затянуло вуалью из перистых облаков, и на этом белесом фоне очертания города выступили острее, отчетливее. Казалось, город сжался, сгрудился, стянул к Дунаю все свои дома, парки, улицы и площади.
— В этом году[4] исполняется сто лет, — продолжала неутомимая Анико, — со дня объединения Пешта, Буды и Обуды, а также острова Маргит в единый город Будапешт. За это время облик его сильно изменился, особенно в последние десятилетия. После войны он был полностью восстановлен, выросли целые кварталы, и теперь это большой современный город.
Она умолкла, словно у нее перехватило дыхание, но тут же заговорила снова:
— Вам бы надо приехать сюда осенью, лучше всего в сентябре, как раз когда будут большие торжества…
— Я бы рад, — сказал он. — Но, к сожалению, это от меня не зависит.
И подумал, как было бы хорошо прийти на этот холм поздно вечером или ночью, конечно, вместе с Анико, прогуляться, посмотреть на ночной Будапешт, на реку, отражающую тысячи огней, на освещенные мосты, на колеблющиеся в воде отражения домов и башен, которые сливаются с темной синевой ночи.
Кто знает, может, это когда-нибудь и произойдет…
Надо бы куда-нибудь пригласить Анико, поужинать или потанцевать, вообще проявить к ней внимание, провести с ней хоть один вечер или два, больше времени у него все равно не найдется.
Анико наверняка ему не откажет, она не из тех, кто ломается, в крайнем случае признается откровенно, что занята или что ее это по какой-то причине не устраивает, но в любом случае она воспримет его приглашение естественно.
Вспомнил, как Анико вела себя в разных ситуациях все эти дни, какой была внимательной, дружелюбной, приветливой…
Правда, порой она вдруг становилась рассеянной, уходила в свои мысли, в мир собственных мечтаний и образов, неведомых ему. На мгновение она «отключалась», словно исчезала, но тут же приходила в себя и, тряхнув головой, смотрела на него мягким, извиняющимся взглядом.