— Все это возьмешь домой, — сказала она. — Пойдем теперь туда, вон к той палатке, перекусим что-нибудь, и я подсчитаю, сколько ты мне должен.
Пока им жарили аппетитные домашнего копчения сосиски и наливали по кружке белого вина, тетя записала прямо на газете все, что потратила.
Усевшись за шаткий деревянный столик, они с удовольствием принялись за еду. Сосиски оказались на редкость вкусные, таких он еще никогда не пробовал, настроение было чудесное — наверно, молодое вино успело ударить в голову.
— А та колбаса наверху в сумке, — сказала тетя, когда доела сосиски, — в подарок от меня, я ее не засчитала, она для твоей жены.
— Зачем вы потратились, тетя?
— А как же? Ты ведь мне тоже привез подарок, а почему же мне нельзя? И скажи дома: живется мне хорошо, все у меня есть, пенсия приличная. Да я еще иногда и подрабатываю на своем предприятии… Надо иметь кое-что и на праздники, понимаешь? Вообще передай, что я живу лучше всех.
Ему вдруг захотелось сказать что-то приятное.
— Тетя, вы замечательный человек!
— Ты тоже не самый плохой собутыльник, — засмеялась она. — Мы могли бы взять еще по кружечке… да, здесь курить нельзя! А это не для меня.
И как только переступила порог рынка, жадно закурила.
На улице опять шел густой дождь, тетя открыла свой большой сине-голубой зонт, и они оба укрылись под его сводом. Он нес сумку с покупками и зонт, тетя держала его под руку, курила сигарету и шагала легко и весело.
— Давай споем, — предложила она.
— Ради бога не нужно, — 'Испугался он, — я не очень-то умею петь… только мурлыкаю…
— Ну и мурлыкай, мне все равно, — рассмеялась тетя, — знаешь вот эту? — И бодро затянула хриплым голосом:
Он робко начал ей вторить:
Так шли они, распевая под проливным дождем, к трамвайной остановке. Затягивали немного ритм, смаковали, но это никому не мешало, а им двоим и подавно.
Около двух часов дня все было уже упаковано и готово к отъезду. Он ждал Шимона в холле гостиницы и был совершенно спокоен, даже не спешил — смирился с тем, что в Прагу ему до вечера не добраться. Переночует где-нибудь по дороге, утром встанет пораньше и как раз вовремя приедет на работу.
Ровно в два часа Шимон появился в стеклянных вращающихся дверях гостиницы с огромной коробкой под мышкой. А за ним вошла улыбающаяся Анико — хотя ее-то он совсем не ждал. Оба нахлынули на Бендла как половодье и сразу же начали извиняться, что где-то задержались — где именно, он недослышал, да это было и не важно, — и что привезли ему на намять небольшой подарок. И тут же отдали ему объемистую коробку.
— Чтобы вы почаще вспоминали Будапешт.
Они заняли столик в холле. Шимон сразу же заказал кофе и коньяк.
— Нет, извините, но коньяк я пить не стану, — воспротивился Бендл. — Я за рулем.
— Не хотите — не надо, я не заставляю… воля ваша.
Пока не принесли кофе, все молчали. Вдруг оказалось, что говорить и не о чем, все как будто уже сказано, все оговорено.
— Денек вы выбрали не самый удачный для такой дальней дороги, — начал Шимон.
— Ничего, дождик не помеха.
— Хотите еще сегодня успеть в Прагу? — спросила Анико своим приятным, мелодичным голосом, который он за эти дни полюбил и слушал с удовольствием.
— Возможно. Или где-нибудь по дороге переночую, а дальше поеду уже утром, — ответил он с напускным спокойствием. — Там посмотрю.
— Эх! Поехать бы сейчас с вами… — сказала она едва слышно и задорно добавила:
— Разумеется, если вы не возражаете.
— Не только не возражаю, даже наоборот…
Шимон, конечно, по-чешски не понимал, поэтому в те короткие паузы, когда Анико не переводила его слова, она могла сказать хоть что-то от себя.
— Вы рады, что едете домой? — спросил Шимон.
— А как же, я уже соскучился…
— Но в Будапеште вам ведь тоже было неплохо? — вмешалась Анико.
— Нет, конечно, нет…
— Хорошо бы вам в ближайшее время приехать снова, — предложил Шимон. — Желательно, чтобы вы и подписывали договор.
— Я бы с радостью… но это не зависит от меня.
Как только Шимон на минутку отлучился позвонить по телефону, Анико доверчиво наклонилась и нежно положила Бендлу руку на плечо.