Как только заседание кончилось, а продолжение было перенесено на следующий день, его со всех сторон окружили люди. Перебивая друг друга, обращались к нему на ломаном немецком, явно чувствуя облегчение от того, что на сегодня официальная часть закончена. Сразу возникло множество вопросов и желание дать друг другу полезные советы, исчезла та скованность, которая мешала утром, перед началом заседания.
Ему хотелось как можно скорее поблагодарить переводчицу за успешное начало переговоров, сказать ей, как он рад, что она и дальше будет помогать, работе комиссии. Но он напрасно оглядывал длинный конференц-зал, очевидно, она незаметно удалилась, как только председательствующий закрыл заседание. Школьная тетрадь и серебряная шариковая ручка исчезли, так же как и их владелица.
Он вспомнил, что сразу же, как пришла, еще до начала переговоров, она между прочим сказала, что позвонит ему или оставит в гостинице записку, но он тогда не обратил на это внимания и ни о чем не спросил. Он не предполагал, да и не мог предполагать, что она готова посвятить ему и часть своего свободного времени.
Они шли вместе по широкой улице, но на таком расстоянии, что если один из них уступал дорогу встречному пешеходу, то другой уже с трудом отыскивал его в густом потоке людей.
Разноцветные неоновые огни искрились на фоне вечернего неба.
— Положение казалось уже критическим, но тут появились вы, — улыбаясь, сказал Бендл и красочно обрисовал, какое у всех было настроение перед ее приходом.
— Не может быть… — Она сделала вид, что удивлена. — Конечно, я опоздала.
— Вы появились в тот самый момент, когда больше всего были нужны, — старался польстить ей Бендл. — И были просто восхитительны!
Она рассказывала ему о себе: как изучала чешский язык в Карловом университете, в каком районе жила в Праге, в какие библиотеки, театры, танцевальные залы ходила. Иногда она просто изумляла его неожиданными вопросами о каких-то незначительных подробностях, вроде того, как сейчас выглядит Мальтезианская площадь и не бывал ли он последнее время в кабачке «У Шутеров». И все это как бы мимоходом, среди густой толпы, которая поминутно то уносила ее, то возвращала обратно.
Он и не заметил, как они очутились перед театром.
Вход окутывала пелена света, фонари утопали в жемчужной мгле сумерек. Одна за другой подъезжали машины, со всех сторон спешили зрители, боясь опоздать к началу спектакля, а театр радушно раскрывал свои двери.
Опера была веселая, местами просто озорная, с полусказочным сюжетом. Актеры в национальных костюмах исполняли неизменный чардаш. Картина следовала за картиной, декорации менялись на глазах у зрителей, и все шло ритмично, согласованно, рождая душевное спокойствие, как в приятном сне.
В зале не было ни одного свободного места, а прямо посреди действия иногда раздавались аплодисменты и взрывы смеха.
В антракте все прогуливались в просторном фойе, большая часть публики была в вечерних туалетах: у мужчин белые воротнички и неизменные черные бабочки, у женщин нарядные прически, словно в этот вечер они, как всегда, были в парадном виде и в наилучшем настроении.
Только его спутница в своем будничном, чуть ли не школьном платьице, с наспех причесанными короткими волосами выглядела на этом фоне несколько бедно и скромно.
Он осторожно рассматривал ее. Она казалась спокойной, уверенной в себе, ему нравился гордый выпуклый лоб, живые блестящие глаза, правильные тонкие черты небольшого лица. Восхищала манера держаться — как подобает искушенному гиду, иногда, правда, чересчур профессионально сдержанная, но, к счастью, поминутно приходившая в противоречие с молодой пылкостью.
Он старался быть внимательным, давал понять, как рад, что она рядом с ним. Повел ее в буфет, предложил выпить чашечку кофе, они сели за низкий столик и, оказавшись друг против друга, невольно оба заулыбались.
Нащупав в кармане сложенный листок, он рассеянно повертел его и наконец припомнил:
— Вы подписались весьма загадочно… Что означает это ваше «А.»?
Она сразу догадалась, о чем речь, лукаво усмехнулась и, как бы извиняясь, ответила: