Перво-наперво все вместе зашли в отдел кадров Смиховского завода. Служащий встретил их равнодушно, даже не ответил на приветствие, лишь забрал бумаги о переводе на новую работу и мимоходом заметил, что сегодня они свободны, а завтра в восемь утра им следует явиться, к месту работы — на Водичкову улицу. На этом все и кончилось.
И вот они снова стояли на улице и гадали, что же делать дальше. Тесной группкой двинулись к трамвайной остановке и уже оттуда разбрелись кто куда.
Людвик как клещ вцепился в Эду — один он потерялся бы в лабиринте улиц и бесконечном людском потоке. Поэтому вслед за Эдой он влез и в трамвай.
Эда был невозмутим и словно не замечал шедшего за ним по пятам Людвика. Пока ехали в трамвае, Эда не проронил ни слова и даже на вопросы не отвечал. И лишь когда вагон, громыхая, катил по мосту над величаво несущей свои воды Влтавой, он обернулся и сказал:
— Посмотри, вот это — Национальный театр.
Сказал спокойно, ровным голосом, как кондуктор, объявляющий очередную остановку. Зато Людвик был в восторге, он вертел головой туда-сюда, боясь что-то пропустить и радуясь встрече с известными улицами и знаменитыми памятниками, о которых много слышал или читал.
Они вышли на Вацлавской площади. Эда крепко ухватил Людвика за локоть. На площади творилось что-то невообразимое: потоки людей растекались во все стороны, посередине мчались дзинькающие трамваи, по мощенной камнем мостовой тянулся беспрерывный поток машин, а между ними сновали пешеходы. Казалось, всюду царил хаос, и это вызывало усталость и уныние.
Широко открытыми глазами смотрел Людвик на это столпотворение, с жадным любопытством прочитывал вывески на магазинах, гостиницах, ресторанах, кинотеатрах, кафе и дансингах. Сердце его замирало при мысли, что отныне это и его мир, здесь он будет жить, работать, а по вечерам отдыхать, прогуливаться, может один, может и с какой-нибудь хорошенькой девушкой, и строить планы на следующий вечер. Именно с этими вечерами были связаны его мечты и самые смелые надежды: не раз он представлял себе, как неожиданно появится в светских салонах и очарует всех, или видел себя этаким интеллектуалом, который все свободное время проводит в театрах и в кино, бродит по музеям и выставочным залам столицы.
Но пока Людвик и Эда стояли со своими скромными пожитками на пятачке для пешеходов посреди Вацлавской площади и не знали, где будут спать эту ночь.
— Не плохо бы поесть, — вспомнил Людвик, он завтракал рано утром, еще дома, и теперь чувствовал, что у него подвело от голода живот.
Эда кивнул и ринулся между проезжающими машинами; Людвик поспешил за ним. Добравшись до угла Водичковой улицы, Эда так же стремительно стал пробираться сквозь толпу. Людвик едва поспевал за ним, в широкой арке его оттеснили, и он догнал Эду лишь у ларька, где продавали горячие картофельные оладьи. Эда уже держал несколько штук в промасленной бумаге и с жадностью уплетал их. Людвик тоже купил две оладьи и, став рядом с Эдой, набросился на них. В ногах у обоих стояли сумки, вокруг сновали люди, а из пассажа напротив неслась песня:
От оладий у них залоснились подбородки, они вытирали лица тыльной стороной ладони и дружелюбно улыбались друг другу.
— Давай еще по одной! — Эда вернулся к ларьку и принес оладьи себе и Людвику.
Потом они зашли в пивную, взяли по кружке пива. Людвик был доволен; вокруг шумела беспокойная Прага и угощала их оладьями и пивом, сулила всевозможные развлечения.
— Почему у тебя так мало вещей? — спросил Людвик, когда они снова вышли на улицу.
Действительно, в небольшой сумке Эды могли поместиться лишь несколько рубашек, пара белья, свитер, тапочки и бритвенный прибор.
— А зачем? — удивился тот. — Мне они ни к чему. По воскресеньям я буду ездить домой.
— Для этого надо много денег, — заметил Людвик. — Билет на поезд стоит дорого…
И опять они влились в людской поток. Временами Людвик терял Эду из виду, но тот останавливался и ждал его. Вот и теперь он стоял возле какого-то дома и читал таблички у входа, недовольно качая головой.
— Хоть бы бумажку повесили!
— Какую бумажку? — не понял Людвик.
— Вот здесь, в этом здании, мы будем работать. Третий подъезд.
Они вошли под арку, отыскали третий подъезд, темный, без освещения. Лифт не работал, и нигде никакого указателя, никакого объявления.