Помолчав немного, он добавил:
— А в общем, обе девушки жаждут любви и любовных приключений. Ты парень симпатичный, так что держи ухо востро, иначе обведут тебя вокруг пальца, потеряешь девственность и даже не заметишь, с которой…
— Властик, как тебе не стыдно, — остановила его блондинка, — говоришь такое молодому человеку…
Метрдотель с учтивым поклоном обратился к Людвику, желает ли он что-либо заказать.
— Конечно! — ответил за него дядя. — Принесите ему коньяк… и нам тоже.
— Нет, нет, спасибо, — отказался Людвик. — Я ухожу.
— Выпьешь коньяк, тогда пойдешь, — шумно заспорил дядя. — И я тебе очень советую: проводи Машу до театра. Когда тебе еще выпадет такое счастье — пройтись по улице со звездой…
Официант тут же принес четыре рюмочки коньяку и расставил их перед каждым гостем.
— Нет, я больше не буду пить, — запротестовала Маша. — А то еще свалюсь со сцены.
— Вот это было бы представление! — расхохотался дядя. — Самая лучшая реклама, в следующий раз билеты раскупили бы мигом!
Он поднял рюмку и со всеми чокнулся.
— Без всяких препирательств, ладно? — предложил он.
Людвик с самого утра ничего не ел, он надеялся перекусить по пути в какой-нибудь закусочной, но из этого ничего не вышло. Кроме, того, он еще не привык пить. Сейчас он чувствовал, как алкоголь разливается по телу, согревает.
Его соседка лишь пригубила и поставила рюмку на стол. А Людвик выпил до дна.
— Молодец, — похвалил его дядя. — Это мне нравится. А теперь бегите, бегите, чтобы не опоздать. Мы с Дашенькой еще посидим, у нас есть о чем поговорить.
Людвик поднялся и чуть не упал; к счастью, спутница вовремя поддержала его под локоть. И получилось, что из кафе вышли они вместе, хотя и не стремились к этому.
Они даже не оглянулись, когда за спиной услышали, как дядя грубовато бросил им вслед:
— Подходящая пара. Искали, искали друг друга и наконец нашли…
И хрипло рассмеялся.
В воскресенье после обеда люди в больших городах либо устраиваются отдыхать, либо выходят на прогулку. Поскольку день был солнечный, дома редко кто засиживался, и повсюду — в парках, по набережной — бродил разный люд, родители с детьми, матери катили колясочки, кое-где маячили влюбленные, все выглядело празднично, люди надевали на себя самое лучшее, что было у них, чтобы не ударить лицом в грязь…
В это праздничное людское море влился и Людвик со своей новой знакомой. Она крепко держала его под руку и плыла рядом с ним такой легкой и мягкой походкой, словно не касалась неровной мостовой.
И Людвику от всего этого было легко и приятно, и он ступал весело и беззаботно. Ему казалось, что они плывут по волнам, связанные друг с другом как потерпевшие кораблекрушение или как люди, прожившие всю жизнь в одиночестве и вдруг на короткое время сведенные счастливой судьбой. Кроме того, Людвик гордился тем, что его спутница — настоящая звезда, звезда оперетты, которую, наверное, все встречные прохожие узнают и, миновав, оглядываются и, конечно, завидуют Людвику. Неважно, что она не блистала красотой, что была чересчур маленькая и хрупкая по сравнению с ним, что при ходьбе манерно покачивала бедрами, и нос ее был великоват, но зато как плавно она двигалась, словно в танце, как судорожно вцепилась в его руку, будто искала в нем опору.
Они шли молча, лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Самое главное было то, что они вместе и оба чувствовали, как близки друг другу, радовались чудесному воскресному дню и этой прекрасной случайной прогулке.
Они остановились у театра. Дошли, как им показалось, на удивление быстро. Только теперь она отпустила его руку, только теперь их взгляды встретились.
— Это было очень мило с вашей стороны, — сказала она.
— Жаль, что у нас так мало времени, — ответил он.
Ее лицо уже не казалось ему таким некрасивым, как тогда, в кафе. Даже орлиный нос не вызывал в нем протеста, он уже привык к нему, нос показался ему по-своему оригинальным, придающим особое очарование ее маленькому личику.
— Если вы не против, я подожду, пока закончится спектакль, — предложил он.
— Но это будет ночью. Сегодня воскресенье, и у нас два представления.
Он сказал, что придет, придет ночью или в какое угодно время, только чтобы снова увидеть ее.
На прощание она, встав на цыпочки, чмокнула, его в щеку, хотя кругом были люди. И затем своей плавной танцующей походкой направилась по залитому солнцем тротуару и скрылась в дверях театра.