Иногда человеку не удается избежать неприятностей, хотя он всячески стремится к этому. И он наталкивается на непонимание, неприязнь, недоброжелательность. Быть может, это случилось потому, что начальник устал, перенервничал либо просто был в плохом настроении, но все упреки за несвоевременную сдачу работы посыпались на Людвика. Он обвинил Людвика в том, что тот нарушает график работ, придумывает разные отговорки и трудности, вместо того чтобы делать свое дело. А между тем Людвик трудился с энтузиазмом, и работа у него спорилась, он не слонялся без дела, не бил баклуши и не увлекался пустопорожней болтовней, как другие. И поэтому упрек начальника был как гром среди ясного неба. Людвику начинало казаться, что начальник почему-то придирается к нему, наверное, недолюбливает и потому не желает видеть, какой он прилежный. Что толку лезть из кожи вон, когда этого не хотят замечать!
Людвик задержался еще на час, чтобы утром в присутствии всех сдать начальнику законченную часть своей работы.
Домой шел уставший и раздосадованный. Он очень опасался, что у Дашека опять собралась компания картежников, что его ждет бессонная ночь, а так хотелось хорошенько отдохнуть, выспаться.
К своему удивлению, он застал дома Эду. Тот сидел за столом, подперев руками подбородок, и тупо глядел в пустоту.
— Невероятно, ты дома! — воскликнул Людвик.
— Чего тут удивительного, — пробормотал Эда. — Просто у меня болит голова.
— У меня тоже. — Людвик вдруг тоже почувствовал головную боль. — Заработался. Целый день сижу в помещении и даже не знаю, что творится на улице.
— А в «Деннице» сегодня последний день, — произнес Эда без всякой связи с предыдущим.
— Что? Где это?
— Ты как был, так и остался неотесанным деревенским парнем, — ответил Эда без злобы. — Знай, что «Денница» — это вполне приличный бар. Там бывает немноголюдно, поэтому я туда и хожу.
Людвик подошел к столу и, боясь, как бы Эда снова не умолк, спросил:
— Что тебя там еще привлекает?
— Ничего особенного, — ответил тот. — Посижу, поговорю с барменшей. Вполне приличная девочка…
— Ты же говорил, что у тебя дома невеста, — не унимался Людвик.
— Это правда, — согласился Эда. — Но кому плохо от того, что я поболтаю с девчонкой?
— О чем?
— Да ни о чем. Например, о бессмертии майских жуков, — улыбнулся Эда, — или о коварстве жизни…
Людвик не представлял, как Эда с кем-то беседует. Возможно, он действовал на собеседников по-другому, ему, неразговорчивому, замкнутому, они охотно поверяли свои тайны. Иногда людям достаточно того, что их кто-то внимательно слушает.
— Представляешь, Ремеш, что играл тут в карты, привез жену, — проговорил Эда задумчиво. — Он теперь снимает отдельную комнату…
— Почему ты мне об этом говоришь?
— Возможно, я тоже женюсь. Привезу жену, и будем жить с ней вместе. По крайней мере вечерами стану сидеть дома.
Людвик никак не мог понять, почему он заговорил вдруг об этом.
— Я без женщины не могу, — сказал Эда с неожиданной грустью.
— Что же будет со мной? — испугался Людвик.
— Что будет? Останешься здесь, вся комната будет твоей. А я найду что-нибудь получше, в более удобном квартале…
Людвик готовился ко сну. Эда все еще сидел за столом и глазел в пустоту.
Ночь была короткой, куда короче бесконечного дня. Людвик моментально уснул, словно нырнул в сон, но спал беспокойно, снилось что-то страшное, и он то и дело просыпался.
Людвику показалось, что кто-то в поздний час крадучись проходит через их комнату. Он всмотрелся в темноту заспанными глазами и увидел тень, а потом ясно ощутил: кто-то пристально смотрит на него. Он даже испугался, когда увидел прямо перед собой Эду.
— Что такое? — почти крикнул он.
— Ничего особенного. Просто не могу уснуть.
— Ты и так мало бываешь ночью дома, да еще и не спишь, — выдавил сонный Людвик. — Хочешь, дам снотворное?
— Для сна я порошки не пью, — отказался Эда. — Еще тогда, когда я боксировал с Некольным, после одного матча меня увезли в больницу. Несколько дней я пролежал там с сотрясением мозга. С тех пор периодически появляются боли, затем на какое-то время отпускают, а потом все сначала. Иногда головная боль бывает до того страшной, что хоть выбрасывайся из окна. Надо жениться, чтобы было кому заботиться обо мне…
Его словно прорвало. Он желал говорить и говорил, чтобы заглушить боль. Только Людвик, увы, был плохим слушателем, страшно тянуло спать, хотя он и заставлял себя бодрствовать. Сон так и обволакивал его; будто издалека слышал он взволнованный и баюкающий голос Эды: