Федя пробовал заговорить с дядей о своём будущем. Но у дяди всё было просто:
— Кончишь училище — служить станешь.
— Как служить?
— Вот дурья голова! А как я служу? Как другие служат?! Пользу царю и отечеству приносить — вот как. А будешь служить верой и правдой — чин получишь.
И мечтательно добавил:
— Скоро уж и я чин получу. Тогда… тогда не хватай меня голой рукой!
Чин. Что такое чин? Для чего он? Вот дядя. Служит он уже тридцать лет. Тридцать лет тянет служебную лямку. А получит чин — что изменится? Жалованья больше? Да разве в этом счастье?!
Нет. Ему этого не нужно. Видит он дядину жизнь. Он хочет другой.
— Решетников! Повтори, что я сказал.
Федя вздрогнул, поднялся с парты. Непонимающим взглядом уставился в рыбьи глаза учителя.
— А-а, не знаешь, не слушал, стало быть! Воспоминаниям приятным предаёшься, что ли?
— Суворовские походы, суворовские походы, — шепчет кто-то из учеников за спиной Феди.
Ну, это-то он знает. Давно уж выучил весь учебник.
И он подробно и толково повторяет то, что только что рассказывал учитель.
— Что это с тобой сделалось, Решетников? — говорит Протопопов, выводя в классном журнале пятёрку. — Раньше из единиц, бывало, не выходил, а нынче ученик хоть куда.
Протопопов проговорил это так, как будто ему было жаль, что Федя теперь ученик «хоть куда».
— Всё-таки взгляд на учителя должен устремлять, а не на окна, — внушительно добавил он. — А то выпереть тебя в три шеи сейчас можно, даром, что хорошо учишься. Ты вон, говорят, всё стишки пишешь. Смотри, этак и до вольнодумства докатишься.
Как-то, возвратясь из школы, Федя застал дома гостей: старую знакомую и приятельницу тётки — Пелагею Петровну, низенькую, рыхлую, похожую на кадушку, женщину, с дочерью Оленькой. Оленьку Федя знал давно. Это была та самая Олютка, с которой Федя часто играл в детстве. У неё были длинные тёмнорусые косы, большие голубые глаза. Ох, как Федя ненавидел эти косы! Пойдёт, бывало, звать Олютку играть, а она косы чешет. Жди, когда она расчешет их да заплетёт. Дёрнет Федя волосы, крепко дёрнет, а у неё глаза сейчас слезами нальются.
Игры давно уже прекратились. Оба выросли.
Гости сидели за столом, на столе дымились пельмени, стоял полуштоф. Это для Ольгиной матери — попивала она крепко, хоть и была бедной вдовой. Дядя и тётка сидели тут же.
Федя как увидал Ольгу, так и залился краской, а дядя засмеялся:
— Чего скраснел, жених? Вот кончишь училище, поступишь на службу и поженим вас с Олей.
Ольга голову опустила низко-низко, только и видно уши да часть вспыхнувшей щеки, а Федя злыми глазами посмотрел на дядю и ушёл за печку.
Василий Васильевич, казалось, был очень доволен.
— Оленька, пойдёшь за Федю замуж? — спросил он.
Федя с невольно замершим сердцем напряжённо ждал ответа Ольги.
— Как мамаша велит, — тихо ответила она, наконец.
«Вот дура!.. «как мамаша велит», а сама-то что же, хочет или нет? Да мне-то что, — вдруг рассердился он, — я сам не хочу на ней жениться!»
Чего они говорят о женитьбе? Совсем он не к этому стремится.
И зачем это дяде нужно каждый раз повторять одно и то же? Он и не думает жениться на Ольге… всё равно не будет, хоть она и красивая.
И он всячески старался взбегать встреч с Ольгой.
Однажды утром, за чаем, развернув только что полученный номер «Сенатских ведомостей», дядя переменился в лице.
Он поправил очки на носу, наклонился ближе, отодвинулся, снова наклонился, как бы не веря своим глазам.
Потом медленно сложил газету, снял очки, отложил их в сторону, помолчал и сказал торжественно-строго:
— Произведён в коллежские регистраторы!..
Тётка испуганно взглянула на него: не спятил ли?
— Ты бы хорошенько посмотрел…
— Уж не беспокойся, — так же торжественно уверил её дядя: — Произведён.
— Слава тебе, господи! — тётка перекрестилась на иконы. — А ты бы ещё посмотрел.
В другое время тётке здорово бы досталось за недоверие. Но сейчас дядя был преисполнен такой радости, что только, снисходительно усмехнувшись, развернул газету и вслух прочитал о своём производстве.
Тётка заплакала от радости, кинулась целовать дядю. Потом решительно сдёрнула старенькую косынку с головы.
— Хватит уж. Поносила. Теперь мне шляпка полагается.