Но у Феди было своё мнение. Служить тридцать лет до первого чина! Вот если бы кончить университет, а то… тридцать лет.
— Папенька, — несмело сказал раз Федя, — папенька, позвольте мне… в гимназии поучиться.
Густые брови дяди сошлись на переносье в одну линию.
— Что-о?
— В гимназии поучиться, — ещё более робко повторил Федя. — Что ж уездное… Я мало знаю.
— Ах ты, скот неблагодарный! Да ты больше моего знаешь. Мало! Ты мало знаешь, так я много трудов положил на тебя. Теперь, значит, начинай всё сызнова? Не бывать тому! Курс кончил, служить можешь, чин получить можешь. Что тебе ещё?..
Дядя схватил шапку и ушёл, хлопнув дверью. Тётка неодобрительно поглядывала на Федю во время этого разговора.
Когда они остались одни в комнате, она заговорила:
— Что же, Феденька, для чего ты отца, сердишь? И что тебе далось ученье это? Ведь учился уж…
— Эх, маменька, ничего я ещё не знаю, многому ещё учиться нужно… как вы не понимаете?
— Не понимаю, верно, не понимаю. Ты — да мало знаешь. Как же мало, когда вон начнёшь о чём рассказывать, а я сроду того не слыхала. Иди служить скорее, жалованье будешь получать, свои денежки в кармане забрякают. А потом женишься, вот дурь-то и вылетит.
Федя тоскливо умолкал. Было бесполезно доказывать и убеждать. Добрые дядя и тётка, честные, любят Федю, но где им понять его?
Конечно, надо служить, раз нельзя учиться. Не век же сидеть на дядиной шее. Вот вывернется вакансия и…
А пока Федя не отрывался от книг, доставал их, где только было можно.
Тётка смотрела на него, вздыхала, говорила боязливо:
— Будет, зачитаешься — с ума сойдёшь. Ещё чернокнижником сделаешься…
Дядя тоже был недоволен. За последнее время он стал ещё более раздражительным, чем раньше. Причиной было недовольство новой службой. Он не сошёлся с почтмейстером. Тот злился, что в помощники ему назначили не того, о ком он просил.
Почтмейстер даже казённой квартиры не дал. Отношения сразу обострились настолько, что дядя, возвращаясь из конторы, на чём свет костил почтмейстера.
— Ну, не чёрна ли немочь, мошенник, плут этакий? А? Неладно, вишь, что честного человека ему назначили. Ворюгу бы какую дали — по душе бы пришёлся, вместе бы пахали…
Почтмейстер в долгу не оставался. Он всем жаловался, что ему послали невежду-помощника, который и дела-то своего не знает.
Узнав об этом, дядя написал в Пермь жалобу. Это подлило масла в огонь. Почтмейстер, правда, дал, наконец, квартиру, но заставил помощника работать наравне с почтальонами, да ещё ездить по станциям разбирать жалобы на ямщиков и смотрителей.
Было только одно утешенье: трёхкомнатная квартира с отдельной кухней.
Места Феде в этих комнатах не нашлось. Он устроился под потолком, на полатях. Забирался туда по лестнице, поставленной в прихожей около печки. На полатях можно было только лежать и сидеть согнувшись, но зато, когда приходили гости, Федя, никем не замеченный, мог сколько угодно слушать и наблюдать.
А гости приходили довольно часто. Здесь, в Екатеринбурге, Решетниковы жили на более широкую ногу, чем в Перми.
Однажды дядя пришёл домой весёлый.
— Ну, Тюнька, кланяйся дяде в ноги, место тебе нашёл.
— Куда? — спросил Федя, свесив голову с полатей.
— Куда? — дядя сделал гримасу, почесал за ухом. — Не очень того… ну да что сделаешь? В суд. Судья-то уездный — знакомый мне, велел тебе приходить.
Федю точно кто подбросил. Он стремительно сел на полатях, больно стукнувшись головой о потолок, и уставился на дядю отчаянным взглядом. Служба в суде. В суде… Суд…
Мгновенно память нарисовала другой суд, в Перми, перед которым он, Федя, стоял несколько лет назад. Нет, куда угодно, только не в суд! Лучше в работники, в приказчики, лучше умереть — только бы не в суд…
Но дядя уже заметил побледневшее лицо племянника, его отчаянный взгляд и нахмурился:
— Ты это что забесновался? Сколько станешь ещё на моей шее сидеть? Такова-то твоя благодарность?
Он раздражался всё больше, с каждым словом:
— Ноги мои должен мыть!.. О чём думаешь? Чего ждёшь? Лодыря гонять охота, а я разрывайся?!
Потом, неожиданно смягчившись, проговорил негромко:
— Эх ты, парень! Думаешь, я сам-то люблю суд да судейских? Мало я в них всадил с твоим-то делом? Вот где они у меня! — дядя показал на свой затылок. — Да что сделаешь, без знакомства не получишь службы. Послужи в суде… Потом, может, перейдёшь куда-нибудь.
Федя улёгся на своих полатях лицом вниз, не пошёл ни обедать, ни ужинать. Так и пролежал ничком, пока дядя и тётка не легли спать.