Стараясь писать красиво, Федя вывел замысловатое «р», переписал всю бумагу и понёс столоначальнику. Тот, пренебрежительно наморщив густые клочковатые брови, фыркнул носом, насмешливо взглянул на Федю и проговорил:
— По-модному буковки выписываете? Перепишите всю бумагу сызнова.
Федя отчаянно покраснел. Он знал, что не оставил ни одной ошибки. Зачем же переписывать?
Столоначальник, видя недоумение Феди, взвизгнул:
— Вам что сказано? Идите и переписывайте!
Писцы пересмеивались, когда Федя шёл на своё место.
Первый день службы оставил неприятный осадок. Ни работа, ни сослуживцы ему не понравились.
А дома тётка и дядя ждали с обедом. Тётка заботливо спрашивала:
— Устал, Феденька? Садись, ешь, щи горячие с говядиной сварила. Кушай на здоровье. Ты теперь служишь.
Дядя поднялся с места, подошёл к Феде:
— Ну, поздравляю, Фёдор Михайлыч. Хоть поганая службишка, а всё же… верой и правдой служи. Честным будь, взяток не бери, да с этими канальями — служащими — не связывайся. Подлецы они! Подальше от них. Я во всю свою жизнь не брал взяток.
Дядя положил руки на плечи Феде и троекратно расцеловал его. Потом быстро отвернулся и подошёл к окну. Тётка слушала, кивала головой и вытирала кончиком фартука покрасневшие глаза. Федя был очень растроган словами дяди и тут же в душе дал клятву исполнить его завет быть честным, никогда не брать взяток.
С этого дня Федя сделался Фёдором Михайловичем.
Потянулась нудная служебная лямка. Работать приходилось не только в суде, но и дома. Фёдор Михайлович считался хорошим переписчиком, поэтому ему давали переписывать рапорты и донесения, бумаги, требовавшие красивого почерка. Назначили жалованье: три рубля серебром в месяц.
Дядя очень интересовался службой племянника. Ежедневно спрашивал.
— Ну что, как служба?
— Ничего, — отвечал Федя.
— Судья ничего?
— Ничего.
Тётка была недовольна жалованьем. Ей казалось, что Федины способности ценят мало.
— Ты бы попросил, чтобы судья прибавил ему жалованья, — приставала она к мужу.
Дядя тоже был обижен, но просить судью ему не хотелось. Федя обиды не чувствовал. Он знал, что многие служащие, поступившие гораздо раньше, получали по рублю, а то и меньше.
Через два месяца пришёл указ губернского правления о зачислении.
Теперь надо было принимать присягу «на верность» службе».
Текста присяги Федя не знал, в суде присяжных листов не было. Пришлось ходить по присутственным местам. Какой-то добрый человек дал, наконец, присяжный лист. Федя пошёл в екатерининский собор напротив суда, отыскал в одном из приделов священника.
— Батюшка, а мне бы нужно принять присягу.
Священник оглядел его с головы до ног, пригладил густые рыжие волосы, повернулся к иконе и, перекрестившись, коротко сказал:
— Рубль.
Рубля не было. Пришлось идти к другому священнику.
Застал его в пустом приделе. Священник вытряхивал медяки из церковной кружки и складывал их столбиками.
— Батюшка, приведите меня к присяге. Я зачислен на службу в суд.
Батюшка замахал худенькими бледными ручками и с досадой ответил:
— Некогда мне, молодой человек, некогда, после!
Федя молча повернулся и пошёл. Выходя из придела, слышал звон вытряхиваемых денег и ворчливый голос:
— Чёрт! Застряло-таки…
В суд он вернулся злой: ходи, теряй попусту время.
Один из сослуживцев спросил, что с ним. Решетников рассказал.
— Где я возьму ему рубль?
— Да вы напрасно и ходили, — сказал сослуживец. — Присягу можно принять и здесь, в присутствии. И платить ничего не придётся. Вы скажите секретарю.
Федя так и сделал. Секретарь обещал позвать его, когда придёт священник.
Вскоре священник, действительно, пришёл. Фёдора Михайловича вызвали в судебный зал. Там уже было несколько арестантов, окружённых конвоирами. Арестованных приводили к присяге перед судом.
— Батюшка, вот этого ещё приведите к присяге, — сказал секретарь, кивнув головой на Решетникова.
Священник, ещё молодой, русоволосый, с большой свежей царапиной на левой щеке, удивился:
— Этого? Неужели такой молодой попался?
Федя вспыхнул. Только и не хватало, чтобы с ворами заодно считать!
— На службу определён, — пояснил секретарь.
— А!.. Да мне некогда. Ужо в другой раз.
Принятие присяги становилось нелёгким делом. Когда священник нашёл-таки время, Фёдора Михайловича вызвали в присутствие, велели встать около стола, за которым сидели судья и члены, и поднять кверху руку. Священник произнёс первые слова присяги. Фёдор Михайлович засмотрелся в окно на блестящую поверхность Исетского пруда.