«Женихи!» — догадался Фёдор Михайлович.
На столе кипел самовар. Ольга расставляла чашки. Высокий вытащил из кармана полуштоф и поставил его на стол. Белокурый положил кулёчек.
— Вам, Ольга Семёновна, — шаркнув под стулом ногой, сказал он. — Скушайте орешки и дайте мне безешку!
Высокий захохотал, откинув голову, а белокурый, показав чёрные зубы, вызывающе взглянул на Фёдора Михайловича: «Ну-ка, дескать, можешь ты так!»
Решетников взглянул на Ольгу. Должно быть, в глазах его выразился упрёк, возмущение, потому что Ольга, встретив взгляд, вспыхнула и опустила голову.
Ему было тошно сидеть, но он твёрдо решил выйти вместе с «женихами» и посмотреть, что это за люди. Те, видимо, выжидали, когда уйдёт он.
На улице стало темно. Захмелевшая мать начала засыпать.
Ольга зажгла свечу и сидела молча. Впрочем, она молчала всё время.
Женихи, наконец, поднялись. Встал и Фёдор Михайлович. Попрощался с Ольгой. Она взглянула на него, и он увидел на её глазах слёзы.
— Вы приходите! — шепнула она.
— Приду! — радостно обещал Решетников. Вышел он вместе с женихами. Они остановились во дворе, закурили папиросы.
— Вы что, тоже насчёт Оленьки? — спросил высокий Фёдора Михайловича.
— А что?
— Да место-то занято. Вон, нас двое, — кивнул он на белокурого. — Мы уж давно… Кремень девка, ни тому, ни другому. А хороша.
— Кому только достанется! — пробормотал белокурый. — Наверно, мне. Ты деликатного обращения не понимаешь, всё с вином ходишь, а я — то орешков, то леденцов…
— Ну и вышел дурак! — засмеялся высокий. — Я уж знаю, что делаю. Винцо-то маменька любит, маменьке надо угождать, а маменька заставит дочку слушаться. Дочка и покорится.
— Вы что же, жениться на Ольге Семёновне хотите? — спросил Фёдор Михайлович.
Он побледнел и еле сдерживался, чтобы не кинуться и не избить обоих.
— Вон что выдумали: жениться! Зачем? Мы и богатых невест найдём…
Фёдор Михайлович больше не мог слушать. Круто повернувшись, он ушёл. Вслед раздался хохот.
Решетников шёл по улице, сжимая кулаки, шепча что-то сквозь крепко стиснутые зубы.
Как они грязно говорили об Ольге. Как Ольга может допускать, чтобы ходили такие… подлецы? А мать? Уж не торгует ли она дочерью? Правда, они работают, шьют халаты на гостиный двор. Да много ли этим заработаешь? А мать пьёт каждый день… Бедная Ольга. Нет, он так этого не оставит. Если они, Ольга и её мать, не понимают сами, в какое положение ставят себя, допуская в свою квартиру подобных господ, то он, Решетников, скажет им об этом.
Нужно спасти Ольгу во что бы то ни стало. Нельзя допускать, чтобы девушка погибла, и ещё потому надо спасти, что он… любит её, хочет жениться на ней. Давно уже любит. И сюда он приехал не только для своих сочинений… Ведь вот, когда жил в Перми, видеть не хотел Ольгу, а уехал в Екатеринбург — дня не проходило, чтобы не вспомнил её. Правда, даже имени её не произнёс вслух за два года. И как тётка ни заговаривала о ней — молчал, будто и неинтересно вовсе было говорить. Да что говорить! Себе-то не признавался, что тосковал об Ольге… Он стал ходить к ней каждую неделю, но поговорить всё не удавалось.
Наконец, как-то застал её одну.
— Где мамаша? — спросил он, поздоровавшись.
— Ушла куда-то, скоро будет.
— Ничего, если она меня застанет здесь?
— Полноте, Фёдор Михайлович, она вас очень, любит, — краснея, ответила Ольга.
— Это что вы шьёте?
— Манишку починиваю.
— Так… Ольга Семёновна, мне бы с вами много надо поговорить…
— И мне бы хотелось…
— Так давайте. Мы — люди давно знакомые. Скажите, пожалуйста, что это за мужчины к вам ходят?
Ольга как-то сконфуженно засмеялась.
— Женихи!
— Это женихи плохие. Я говорил с ними.
— Я знаю, что плохие. Да что делать, если мамаша принимает их?
— Зачем она принимает?
— Не знаю.
— Ведь она не выдаст вас за них?
— Я и не хочу замуж. Я лучше в монастырь пойду. Надоело мне жить-то даже, Фёдор Михайлович…
Она низко опустила голову. С длинных ресниц сорвалась прозрачная капля и расплылась на манишке. У Феди сердце сжалось от боли и острой жалости.
— Да, тошно жить, — продолжала Ольга шёпотом. — Кроме того, что мать заваливает меня работой и ругает с утра до вечера, она корит меня тем, что ко мне ходят мужчины.
— А вы сделайте вот что: если придёт какой-нибудь мужчина, которым она попрекает вас, вы скажите матери — зачем, мол, принимаете его? Прогоните его!