— А если он станет говорить ей что-нибудь худое про меня?
— Не посмеет! А если станет — плюньте ему в поганую рожу, — с горячностью проговорил Фёдор Михайлович.
— Это нехорошо, — улыбаясь сквозь слёзы, сказала Ольга.
— А они хорошо делают?
Ольга не успела ответить. Вошла мать навеселе.
— А-а, Феденька! Ставь-ка, Ольга, самовар. Горло пересохло, да и жених-от, поди, чаю хочет.
После чая Фёдор Михайлович заговорил с матерью Ольги.
— Вы вот всех женихами называете, — сказал он, — а я в прошлый раз узнал, что это за женихи.
— А что? — спросила мать.
— Они рассуждают об Ольге Семёновне очень скверно. И о вас тоже.
Он подробно передал свой разговор с высоким и белокурым.
— Вот, а вы их женихами называете и к своей дочери пускаете, — закончил он.
— Ах, будь они прокляты! — обозлилась старуха, — да как они смеют! И ты тоже хороша, шлюха этакая! К тебе ведь таскаются, я уж старая!
Она выхватила из рук Ольги манишку, швырнула её на пол.
— Позоришь меня на старости лет с женихами своими! Обо мне сроду никто плохого не сказал…
— Да ведь Ольга Семёновна не виновата! — сказал Решетников.
Но мать так взглянула на него, что он замолчал, боясь, что она его выгонит. Тогда нельзя будет видеться с Оленькой… Он ушёл домой с очень тяжёлым чувством.
Было средство немедленно избавить Ольгу от такой жизни, — это жениться на ней. Но… многое ещё смущало его самого. Ольгу он любил, девушка она честная, добрая, но очень уж неразвита. Он стал давать ей книги, чтобы она читала и развивалась. Но из этого ничего не получалось. Придёт он, спросит:
— Прочитали книжку?
— Нет… Не успела.
— Вы бы как-нибудь прочитали.
— Некогда, — отвечает она. — Да и книжка какая-то скучная. Вы бы смешное что-нибудь принесли.
Он с печалью посмотрит на неё, начнёт рассказывать о том, что сам прочитал. Она слушает и прилежно шьёт.
— Вы поняли, Ольга Семёновна?
— Что? — поднимет она голову.
— Что я говорил.
— Нет.
Фёдор Михайлович только вздохнёт. Не такую жену хотел бы он иметь. Надо, чтобы с женой можно было поговорить, поделиться, чтобы одной жизнью жить. Другом чтобы она была.
Он пытался не ходить больше к Ольге. Заставлял себя сидеть дома, но не думать о ней не мог. Отложив недочитанную книгу, открывал дневник и писал:
«Вот уж двадцать дней, как я не видел её. Боже мой, как я измучился в первые дни, на первой неделе поста. Мне так и хотелось её увидеть, отдать ей письмо, написанное стихами, в котором я объяснял, почему я прежде казался ей гордым, почему ныне стал чувствовать к ней влечение, и что, несмотря на прежнее, горе, я всё-таки любил её, хоть и молчал об этом. Часто-часто из Екатеринбурга я переносился мыслью в их хижину, часто мне казалось, как бы хорошо полюбить её…»
Только с дневником он и отводил душу. Сначала становилось легче, а потом тоска овладевала с новой силой, и он шёл к Ольге. Дойдёт до той улицы, посмотрит на старенький домишко — и назад.
— Всё равно, ни к чему это!
А на другой день опять бежит. Ведь и она радуется, когда он приходит. Улыбается, а глаза голубые, такие хорошие…
После разговора с матерью Ольги Фёдор Михайлович уже не видел больше женихов. Как она сделала, что они перестали ходить, — ни Ольга, ни её мать не говорили, а Фёдор Михайлович не спрашивал. Мать была очень любезной, когда он приходил, и Фёдор Михайлович ещё упорнее стал думать о женитьбе. Он и дяде в Екатеринбург писал об Ольге, и не один раз. Дядя как-то ответил:
«Что-то ты в письмах своих выхваляешь Оленьку. Но она, думаю, хоть и ровня тебе годами, но дело-то в том, что ни у ней, ни у тебя ничего нет, поэтому и не пара. Смотри, берегись этого…»
Дальше дядя писал, что сам найдёт ему невесту с приданым.
Как же мало дядя знал своего племянника. Разве в приданом дело? Руки у него есть, голова тоже. Жену он прокормит, но… Ах, Оленька, Оленька, хоть бы немножко узнать её, убедиться бы, что её можно перевоспитать, выучить…
Пермскому губернатору понравился берег Камы, неподалёку от того места, где от почтовой конторы идёт спуск к реке. Прогулялся губернатор тут раз, другой. Пермские жители заметили это и удивились. Несколько отчаянных храбрецов отправились вслед, но когда губернатор повернул им навстречу — разбежались.
Губернатор ещё раза два побывал на берегу, уже с чиновниками, что-то им показывал, объяснял, размахивая руками. Худощавая его фигурка двигалась быстро. Из всех ближайших окон и с заборов за движениями губернатора наблюдали жители. Вскоре на берег пришли рабочие.