В палате шли другие разговоры.
— Я, брат, как приедет ревизор, в больницу уйду, — говорил один столоначальник другому.
— Ну и шалишь! — отвечал тот. — Ты в больницу, я в больницу. А под суд, так обоим и под суд.
— Ревизор скажет: а ты чего смотрел? Вот и служи… Тридцать три года прослужил!
И секретарь, закрыв от ужаса глаза, хватался за голову.
Единственным человеком, который ждал ревизора без всякого страха, даже с нетерпением, был Решетников. Он возлагал на ревизора большие надежды.
— Буду проситься в Петербург!
Но ревизор всё не ехал. Через два месяца вернулись Толмачёв и Трейеров. Они сказали, что ревизор на днях будет. В субботу Фёдор Михайлович был дежурным, но дежурить не стал, нанял вместо себя другого, из вольнонаёмных писцов, а сам ушёл к Трейерову. Сидели долго. Трейеров рассказывал о своей поездке, была выпивка. Вдруг прибежал сторож с испуганным лицом.
Ревизор приехал. Трейерова и Решетникова звали в палату. Секретарь, обезумев, бегал от стола к столу, ругал служащих и, увидев Решетникова, накинулся на него:
— Чёрт знает что такое! Ищешь-ищешь и найти не можешь. Перепишите!
Фёдор Михайлович взял брошенную секретарём бумажку. В голове у него изрядно шумело. Переписывая бумагу, он что-то напутал. Секретарь обругал его и заставил переписать снова. Решетников рассердился и, не переписав, ушёл домой.
На другой день в палате царило ещё большее смятение. Бледные, встревоженные лица, гладко зачёсанные волосы, наглухо застёгнутые сюртуки.
Толмачёв обошёл служащих, бросая замечания:
— Волосы длинны.
— Брюки прорваны. Зашить не мог?
— Двух пуговиц форменных недостаёт.
Появился ревизор с двумя помощниками. Это был невысокий, уже немолодой и очень юркий человек с весёлыми глазами. Он оглядел палату, служащих, прошёл по всем отделениям и объявил, что начнёт ревизию с завтрашнего дня.
Ревизия началась с питейного отделения и продолжалась целый месяц.
Столоначальниками там были люди опытные, бывалые, и ревизия протекала гладко.
Ревизор был очень вежлив. Кончив ревизовать питейное, он перешёл в другие отделения.
И тогда — началось.
Беспорядки были такие, что вся вежливость с ревизора вмиг слетела. Он кричал и ругался на всю палату. Чиновники тряслись, как в лихорадке.
Фёдора Михайловича за почерк ревизор избрал своим переписчиком. Решетников очень этому радовался. Частые встречи с ревизором давали возможность заговорить о переводе в Петербург. Но это пока не удавалось: Фёдор Михайлович целыми днями сидел за перепиской.
Как-то он прибежал днём домой, чтобы наскоро пообедать и опять вернуться в палату. К воротам подъехала повозка. Фёдор Михайлович выглянул в окно и обомлел. В повозке сидели дядя и тётка.
Марья Алексеевна, увидав племянника, заплакала. Дядя растроганно улыбался.
— Вот и гости, Фёдор Михайлович, — сказала тётка. — Примете ли вы своих воспитателей?
Её лицо показалось Феде болезненным. Ему стало жаль тётку.
— Отчего же не принять? Я рад вам.
— То-то! Уж не женился ли? — спросила она веселее.
— Да если бы и женился, так жена была бы рада вам.
Дядя улыбался, мигал и пытался обнять Фёдора Михайловича.
— У-у ты, мой, миленькой! Тюнюшка…
Изо рта дяди пахнуло вином.
Вошли в комнату. Тётка осмотрела каждый уголок.
— Вот вы где живёте! Как же вы поживаете?
— По-моему, — ладно.
Гости разделись. Внесли вещи — сундук и перину. Тётка осмотрела и проверила, все ли вещи целы.
— Ну, как ты служишь? — спросил дядя.
— Ничего, хорошо.
— Ну и ладно. Не служи только, как отец твой служил. Главное, будь к начальству почтителен.
— Да начальство-то всякое есть.
— Ну всё же… Ты знай, что если палочку поставят да велят кланяться — и поклонишься.
— Ни за что! — воскликнул Фёдор Михайлович. — Ведь вы тоже не поклонитесь?
— То я, то ты. Я, слава те господи, послужил, а ты ещё только в люди вышел, — наставительно заметил дядя.
Фёдор Михайлович рассказал, что у них идёт ревизия.
— Вот и прекрасно. Попроси, чтобы ревизор тебе должность дал.
— Я думаю, он сам даст.
— Ну и надейся. Под лежачего и вода не побежит. А ты, как он даст тебе хорошее место, попроси его, чтобы он определил меня казначеем.
— Я и сам ещё не знаю, даст он мне должность или нет. Да мне и не хочется просить у него должности.
— Ну и дурак, значит! — решил дядя. — Ты пойми, что я стар. У меня только на тебя надежда. А получишь должность — старайся деньги копить да чин получить. А потом я невесту тебе найду богатую… Заживёшь — чудо! И мне любо будет, всем свиньям буду говорить: что, какого я племянника воспитал, а? Ну, поцелуй меня?