Будучи инженером, Петр Данилович сразу узнал осколок фотоэнергетической плиты. Недавно Курбатов знакомил его с некоторыми своими работами, так как они интересовали Петра Даниловича с точки зрения использования их в той отрасли техники, которой он занимался.
На осколке были нацарапаны восьмерка и дата. Эти обозначения подтверждали догадку инженера, что перед ним лабораторный образец, который уже испытывался. Рассеянный сынок торопился и сунул его совсем в неподходящее место — в ящик, подготовленный для посылки. А может, случайно рассыпал фрукты, стал собирать и вместе с ними подобрал осколок. Ротозей. Наверное, все углы обыскал, не зная, куда делся образец No 8. Всыплет ему начальник, и поделом.
«Ветер в голове. И в кого он такой уродился? — вздохнул отец, кладя осколок на место. — Позорное легкомыслие». Разве он мог подозревать сына в чем-либо другом? Нет, он считал Георгия ветреным, ленивым, не очень способным, но в честности его не сомневался.
— Никакого письма при нем не было? — указывая гребенкой на образец, спросил Петр Данилович.
— Какое там письмо! Ничего похожего.
Ирина Григорьевна сказала правду, однако почувствовала, что «ребенок», каким она до сих пор считала сына, набедокурил и его надо выручать. Ясно одно: нельзя признаваться, где находился осколок, нельзя говорить, что он был завернут в бумагу, — вряд ли это делается по рассеянности. Кроме того, она, так же как и Петр Данилович, верила сыну. Ничего дурного он не сделает. Все это пустяки, и нечего мальчика тревожить.
Петр Данилович подошел к жене, постукивая гребенкой по пальцу.
— Ты собиралась ему что-то посылать? Сделай это завтра же и отошли осколок. Иначе ротозею несдобровать.
По этому поводу у Ирины Григорьевны было свое мнение, которое она не могла высказать. Какое там ротозейство? Осколок прислан Чибисову. Но почему бы не исполнить просьбу мужа, тем более что Жоре это не повредит. Завтра вместе с шоколадными трюфелями, любимыми конфетами сладкоежки Жоры, она вышлет ему и «лабораторный образец». В этом деле она ничего не понимает. Своих хлопот достаточно.
Петр Данилович грозился написать сыну такое письмо, так пропесочить ветрогона, чтобы век помнил. Работать в лаборатории надо внимательно. Заглядишься, разинешь рот — тут тебя или током трахнет, или колба взорвется, кислотой в глаза плеснет.
Действительно, подобное письмо Петр Данилович отправил. Но этого ему показалось мало. Человек он был честный, к работе относился ревностно, а потому чувствовал себя виноватым перед Павлом Ивановичем Курбатовым, которому не легко руководить дипломной практикой Георгия Кучинского — студента легкомысленного и рассеянного. До чего дело дошло — пропал нумерованный образец! Петр Данилович знает, что иногда это влечет за собой большие неприятности — приходится заново начинать испытания. Ищут виноватого. Конечно, Георгий признается, когда получит письмо и посылку, и Павлу Ивановичу станет известно, кто обнаружил оплошность студента. Так неужели отец будет стыдливо молчать и не пришлет хотя бы несколько извинительных строк своему хорошему знакомому? Впрочем, дело не в знакомстве, а в сознании своей вины. Кто же должен отвечать за сына, пока он еще не встал на крепкие ноги, пока учится ходить?
Да, Жора учился ходить, но пошел не в ту сторону.
Глава 14
ЕЩЕ ВСЕ ВПЕРЕДИ
Курбатов приехал из Ташкента, когда лаборатория была уже закрыта, рабочий день кончился. Наскоро умывшись с дороги, забежал к себе в кабинет узнать, нет ли срочной почты. Ничего особенно важного, кроме пакета с образцом фотоэлектрической ткани, на столе не оказалось. Под руки попалось письмо с незнакомым почерком, адресованное лично ему, Курбатову.
Не терпелось поскорее найти. Лидию Николаевну, чтобы узнать о результатах анализа тех немногих ячеек, которые ей были оставлены, поэтому, не распечатывая письма, Курбатов сунул его в карман. Туда же положил образец ткани и поспешил на поиски.
Вероятно, Лидия Николаевна дома. Он постучался в комнату, где она жила, услыхал тихое «да» и вошел. На кровати, подобрав под себя колени, уткнувшись лицом в подушку, лежала Нюра.
— Извините. Вы не знаете, где Лидия Николаевна?
Нюра встрепенулась, как испуганная птица, соскочила на пол и, глядя на Павла Ивановича заплаканными глазами, стала шарить под кроватью туфли.
— Да вы не беспокойтесь. — Он почувствовал что-то вроде жалости. — Я думал, она уже дома.
— Нет, — поднимаясь с колен, глухо ответила Нюра. — Она на восьмом секторе.