Она рванулась к двери. Маша, желая удержать ее, случайно задела за бусы. Нитка лопнула, и бусины, как горох, рассыпались по полу. Все сделали вид, что не заметили этого маленького происшествия. Курбатов продолжал рассказывать, а Нюра, устыдившись своей несдержанности, снова села на место.
Багрецов подумал, что темные поступки людей, связанных грязной историей, вот так же, как эти бусы, были нанизаны на тонкую гнилую нитку лжи и обмана. Начал один, а потом пошло, пошло… Но стоило только Маше случайно дернуть за нитку, и все посыпалось. Маша увидела свою подругу с чужой тетрадью, не смогла утаить этого от Лиды, ибо знала, что поступок Нюры бесчестен и промолчать о нем нельзя.
— Честность — благороднейшая черта советского человека, — говорил между тем Павел Иванович. — Вот почему вся эта история выплыла наружу. Письмо отца Кучинского — а он не мог скрыть ошибки сына — подсказало нам, где искать основного виновника. Правда, будущий доктор наук сумел выйти сухим из воды.
Лида побледнела от гнева.
— Не может быть! Я никогда не поверю. Все началось с него. Ему нужны были материалы, и пострадали Чибисов, Кучинский, Нюра — каждый из нас. Ведь мы некоторое время подозревали друг — друга. Разве это не мучение?!
Курбатов мягко остановил ее:
— Согласен, Лидия Николаевна, всем тяжело пришлось, особенно Багрецову. Но я думаю сейчас об отце Кучинского. Поступок сына уложил его в постель. Петру Даниловичу стало известно, что жена скрыла от него, кому был прислан образец плиты, он разобрался в ее лжи, ставшей чуть ли не системой воспитания сына, и попросил, чтобы жену не пускали к нему в больницу…
Курбатов взял со стола злополучный осколок плиты.
— У каждого знаменитого брильянта есть своя история. Кровь, слезы, обман, подкупы. — Он подкинул осколок на руке. — Это не брильянт, а ничтожный кусок пластмассы. Но потребовался он нечестному человеку. А отсюда и горе и слезы другим. Так почему же человек этот, которого зовут Литовцевым, остался в стороне? Почему не в ответе перед честными людьми?
— Вот именно — почему? — резко спросила Лида.
— Потому, что за ним нет никакой формальной вины.
— Как так? — вмешался Багрецов. — А факты?
— А вот послушайте. — Курбатов развернул стенограмму. — По делу Литовцева Валентина Игнатьевича была назначена специальная комиссия. Его пригласили на заседание. Я прочитаю выдержки из стенограммы:
«Председатель. Образец фотоэнергетической плиты и некоторые цифровые данные вам были нужны для работы над диссертацией?
Литовцев. Совершенно верно.
Председатель. Почему вы хотели получить эти материалы не официальным путем, а пользуясь услугами своего родственника Чибисова?
Литовцев. Простите, я не понимаю вопроса. Указанные материалы не засекречены, а поэтому я имею право знакомиться с ними любым путем.
Председатель. Но вам известно, что путь оказался нечестным?
Литовцев. Да, после того как вы рассказали об этом. Глубоко сожалею. Но я ни в коей мере не отвечаю за моральные качества некоторых сотрудников испытательной станции. Должен также признаться, что поведение товарища Чибисова, являющегося, как вы изволили заметить, моим родственником, я не одобряю. Я никогда не предполагал, что он будет пользоваться услугами третьих лиц.
Председатель. Вам
было известно, что Михайличенко собиралась опубликовать свою работу?
Литовцев. Только поэтому я и хотел привести из нее некоторые данные в своей диссертации. Причем, само собой разумеется, со ссылкой на источник. Работа Михайличенко должна быть напечатана гораздо раньше, чем будет готова моя диссертация.
Председатель. Кстати — об этой работе, о сроках ее публикации и о том, какими делами занимаются на испытательной станции, вы узнали от Чибисова?
Литовцев. Нет. Совершенно случайно, из частного разговора.
Председатель. Где?
Литовцев. Не помню. Кроме того, разрешите вам заметить, что к делу это не относится. Еще раз повторяю: я не собирал секретных сведений. Мне они не нужны. Да их здесь и не было».
Курбатов закончил чтение выдержек и бросил стенограмму на стол.
— Что вы на это скажете? Вывернулся!
— До поры до времени, — пробурчал Бабкин. — Неужели в коллективе им не заинтересуются?
Павел Иванович не сомневался в справедливом решении институтского коллектива. К сожалению, у Литовцева много заступников, как и у Жоры Кучинского.