— В деревне-то не загуливайся, — говорит боцман, — чтоб как штык был.
— Конечно, — соглашается Сергей, — что я, не понимаю, что ли? В армии никогда из увольнения не опаздывал.
— Ну и ладно! Ложись отдыхай. Попрями уши. От сна еще никто не помер. Тежиков все так любил говорить. — Боцман чертыхнулся. — Вот, понимаешь, морока! Просили, чтобы вместо него другого прислали. А где найдешь?
— Так он же вернется, наверное? — Сергей с неудовольствием представляет, как в каюте поселится невесть какой новый матрос.
— Как бы не так, — с досадой говорит боцман. — Ему зимой все равно на пенсию. В кадрах, правда, сказали: ладно, мол, пришлем другого, а Тежикова спишем. Жди, пришлют! А тут хоть надвое разорвись, только и скажут, что не начетверо.
И боцман долго ворчит на кадровиков. Не думают, как бы плавсостав закрепить, чтобы каждую весну не искать новых матросов: жилья мало строят, для коллективного питания маловато средств отпускают.
Сергей слушает Михалева внимательно. Ему жаль Тежикова, как всегда жалко человека, который выглядит в твоих глазах неудачником. Жалко ему и однорукого вербовщика. Он в кадрах работает, и его поругивает боцман. А однорукий — мужик-то вроде бы добрый. Сергей так и говорит об этом.
— Добрый! — боцман усмехается. — Золото мужик. Он в войну на барже шкипером был. Я на «Татарии» служил, а он шкипером, значит. Как раз четырнадцатого сентября немец-то к Волге вышел. Нам приказ: взять баржу — и под погрузку. Повернули мы ее, поставили к берегу. А река огнем полыхает: немцы нефтяные баки зажгли на берегу. Погрузили баржу, повели. А тут фриц фонарей навешал над рекой, светло как днем. И бьет, гад, бомбами. В нас-то не угодил, а в баржу попало. Ну мы буксир отдали, давай тонущих подбирать. Гляжу, у спасательного круга двое: лейтенант и шкипер. Ага! Стало быть, этот самый вербовщик наш теперешний. Лейтенант в шинели. Намокла, тянет под воду. Шкипер ему круг сует, а тот отпихивается. «Держи, — орет шкипер, — так твою! У меня все равно руку оторвало!» Ну мы, конечно, обоих их вытащили. Лейтенант в бой, а шкипера в госпиталь… Выходили. Он мне теперь завсегда при встрече четушку ставит.
— Ты же не пьешь, дядя Семен, — удивляется Сергей, не ожидавший такой концовки. — Чего зря наговариваешь?
— Не пьют, у кого жена жадная да кому не подносят, — отшучивается боцман и говорит строго: — Спи ступай! И я пойду. Жизнь наша… Ходи, как лунатик.
«Он же старше Тежикова? — недоуменно думает Сергей. — Мог бы на пенсию. Жил бы себе на берегу, с внуками нянчился… Чего же не уходит? Хотя сам же говорит, от реки не уйдешь».
Глава 5
Пассажирское агентство, которому непосредственно подчиняется пароход «Гряда», находится на берегу Камы, в каменном двухэтажном доме. Дом угловой, от него начинается мощенный булыжником Бабушкин взвоз. На первом этаже дома расположены буфет, небольшая механическая мастерская, архив. Все остальные службы и кабинеты на втором этаже.
Подниматься туда нужно по чугунным, вытертым до блеска литым ступеням. Пока посетитель поднимается, он может на стене вдоль лестницы прочитать множество приказов, объявлений, сообщений и призывов, так или иначе связанных с работой пассажирского агентства и приписанного к нему флота.
Среди всех этих документов любопытствующий глаз мог заметить постановление местного райисполкома. Вывесили листок в самом начале навигации, и около него толпились водники, озабоченно вздыхали, прочитав короткие и четкие фразы. Говорилось в постановлении о том, что в связи с возможностью возникновения заразной болезни запрещается перевозка животных из района в район на всех видах транспорта, в том числе и водном.
Летом карантин сняли, и райисполком свое постановление отменил, но о новом документе знали не все. Третий штурман «Гряды», во всяком случае, не был в числе знавших. Поэтому он, обнаружив на корме под лавкой похрюкивающего в мешке поросенка, был крайне возмущен. Немцев пришел в полное негодование, когда увидел неподалеку от запрещенного груза матроса Досова. Сергей сидел рядом с пожилой женщиной, как потом выяснилось, хозяйкой поросенка, и о чем-то мирно беседовал.
При виде штурмана Сергей заулыбался и сказал:
— Из Мурзихи, Валерий Николаевич! Через проулок от нас живет. Да, теть Дунь?
— Оч-чень приятно! — Немцев дурашливо козырнул и оскалил белые меленькие зубы.
Заметив этот оскал, Сергей перестал улыбаться и не очень охотно поднялся с лавки: он уже успел изучить повадки своего наставника. Но сейчас-то к чему хочет придраться штурман? Сергей не на вахте, и какое штурману дело до того, где и с кем сидит Досов?